Птичка, перепрыгивая с ноги на ногу, добралась до конца ветки.
— Птицы разговаривать не умеют, — проверещала она. — Птицы не разговаривают!
Ясно было, к чему она клонит.
— Раз ты разговариваешь, значит, не птица? — он не опускал ствола. — Тогда что ты такое?
— Я бы рассказала, — предложила птица. Она больше не скакала и хладнокровно разглядывала человека. Она была то красной, то синей. Цвета то и дело менялись.
Олсинт опустил пистолет, признавая свое поражение. Он не мог убить беззащитное существо просто ради убийства. То, что случилось — не ее вина.
— Напрасно ты так уверен, Ричел Олсинт. Напрасно ты так уверен.
Птичка разразилась пронзительной буйной трелью.
Он, онемев, глазел на нее. Не птица. Она либо читает мысли, либо ее научили с невероятной точностью выбрасывать самые подходящие к ситуации фразы.
— А ты как думаешь? — склонив головку, осведомилась птица.
Он уже думал о другом. Птица не надолго сумела его отвлечь.
— Меня бросили на необитаемом острове, — тускло пробормотал он.
— Такое уже случалось. И будет случаться, — прочирикала птица. — Не волнуйся, я здесь.
Так-то так, только лучше бы ее здесь не было.
— Там записка. Почему ты не читаешь, читаешь, читаешь? — пропела птица.
Пошарив глазами, он уловил солнечный блик на металле. Ему что-то оставили. Олиснт бросился туда — пробежать пришлось несколько сотен ярдов.
Да, там была записка. Он отчаянно вцепился в нее.
«Я добилась, чтобы тебе это оставили. Наверное, это не поможет, но ты вправе знать.
Как ты не понимаешь? Ты всех бесил, даже меня, а ведь мне ты нравился, как никому из наших. Ты вечно все менял ради своего треклятого растения! То ему слишком сухо, и все должны терпеть сырость. То пилот должен подстраивать двигатель, чтобы не было вибрации. То одно, то другое, и так без конца! Да кому это надо?
Хорошее механическое растение должно выжить пять месяцев, а потом пусть засохнет. Последний месяц мы продержимся на своих запасах. Все равно каждые шесть месяцев надо возвращаться за пополнением материалов. Знаю, это обходится дорого, но пока нет растений, которые подстраиваются под нас, пусть умирают. Мы будем их менять.
Я подумывала остаться с тобой, но я не выдержу всех этих перемен: то дождь, то солнце, совершенно неуправляемая планета. Да еще эта история с птицей. Это уж было слишком!
Не думай обо мне слишком плохо. Я хотя бы не позволила им тебя убить».
Подписи не было, но не было и сомнений, кто это писал.
— Все они, — забормотал Олсинт.
Не один человек. Каждый, начиная с капитана. И Ларейна тоже. И ничего им не грозит. Кто станет его искать, если капитан записал в бортжурнале, будто Ричел Олсинт сбежал, после того как его растение погибло. А оно, конечно, погибнет.
— Вся команда свихнулась, а ты один был в здравом уме? — съязвила птичка. — Даже не думай. Не сосчитать, сколько на всех планетах таких же, как они.
Птица была права. Команда составляла часть цивилизации. На тех планетах, где удавалось разбить парки, никто в них не заглядывал. Люди держались городов, как команда держалась корабля. А на других планетах — под куполами, отгораживающими от ядовитых газов и скрывающими солнце — люди жили немногим лучше, чем на космических кораблях. Это он был «не такой», а не они. Они создали механическую культуру и полюбили ее.
Он теперь видел, как, сам о том не подозревая, донимал всю команду. Они хотели от него избавиться — и избавились.
Он опустил взгляд на оставленную ему машину, которую по настоянию Ларейн урвали от основного растения. Клочок, едва хватит, чтобы прокормить одного, но со всеми необходимыми деталями. Растение-механизм в миниатюре.
Она действительно не понимала. Он мог бы прокормиться тем, что дает эта штука. Но станет ли, когда планета кишит животными и покрыта растениями — настоящими растениями? Олсинт горько рассмеялся.
— Теперь ты знаешь, — сказала птица. — И раньше людей высаживали с корабля. Совсем как тебя. Я — от них.
Олсинт обомлел.
— Здесь? На этой планете? — жадно спросил он.
Мимо пролетела яркая бабочка. Птичка проводила ее завистливым взглядом, встряхнулась так, что по оперению пробежала радуга цветов, и порхнула следом.
— Вернись! — заорал Олсинт. Без ее помощи он не нашел бы людей. Пусть хоть объяснит дорогу!
Птица вернулась не скоро. Она играла с бабочкой, порхала вокруг. Наконец эта забава ей наскучила, и она вернулась на ветку-насест.