Внезапный писк камеры, которая снова заработала, немного отрезвил меня. Медсестра оставила стакан на тумбочке, бросила на меня последний взгляд, словно умоляя не забывать о том, что она мне сказала, и вышла из палаты. Где-то в дальнем уголке моего сознания зародилась мысль о том, что если я буду продолжать сидеть так, бездумно глядя в пустоту со слабой улыбкой на губах, это вызовет подозрения, однако я ничего не могла с собой поделать.
Неужели это действительно происходит в реальности? Вдруг все: и странное поведение доктора, и мои внезапные смены настроения, и недовольство едой, и появление необычных таблеток в списке моих лекарств - встало на свои места, пазл в голове сложился, стал целой картиной. Способность размышлять постепенно возвращалась, и я поняла, что наш с Джеймсом ребенок представляет для Итона угрозу. Даже если Андерсону удастся навсегда запереть меня в клинике для душевнобольных, мой ребенок будет свободен, станет совершеннолетним и получит половину акций компании.
Значит, они в любом случае попытаются избавиться от моего ребенка. Эта мысль пронзила сознание острым кинжалом, и я похолодела при одной только мысли, что у них есть все шансы это сделать. Нет. Не дам. Я невольно закрыла руками живот, словно защищаясь от невидимого врага. И поняла, что готова убить любого, кто посмеет угрожать моему ребенку. Нашему ребенку.
Теперь и у меня есть козырь. Они ведь не знают, что мне известно о ребенке, не так ли? Значит, Итон думает, что контролирует ситуацию. Джеймс, конечно, не станет медлить и попытается как можно скорее спасти меня из лап своего брата, поэтому мне остается потерпеть всего ничего и пока что быть как можно более осторожной.
Мое существование снова обрело цель. Я уже не чувствовала себя бесполезной и ненужной, все мои мысли отныне были заняты только тем, как защитить себя и ребенка.
...
Ждать пришлось недолго. Все это время я исправно прятала под матрас таблетки, которые мне приносили, старалась вести себя как можно тише и спокойнее, изображала полную покорность судьбе, а ночью, забившись под одеяло, с радостным трепетом нащупывала ладонью живот и с улыбкой представляла, как возьму на руки своего малыша, как прижму его к груди и никогда уже не отпущу.
И вот спустя несколько дней после визита подосланной Джеймсом медсестры произошло то, чего я так долго ждала. Было не больше полудня: в это время Эшли всегда давала мне лекарство, а потом гасила в палате свет: наступал дневной сон. Вначале до меня донесся неясный шум в конце коридора, потом кто-то закричал: "Охрана!" - и раздался топот множества ног. Я села на постели и с замиранием сердца прислушалась. После нескольких минут тишины снова раздался звук шагов, только теперь одного человека. В душе сновали неясные подозрения: что если это не Джеймс? Вдруг это очередные происки Итона?
Щелкнул замок, дверь с грохотом распахнулась - и на пороге появился Итон Андерсон. Я вжалась в спинку койки и на мгновение оцепенела от страха: с его лица спала маска привычного насмешливого дружелюбия, оно выражало подлинную ярость, ту черту, которая больше всего подходила семейству Андерсон. Он не бросался своими обычными колкими фразочками, просто молча подался вперед, схватил меня за локоть и стащил с кровати. Я попыталась ухватиться за нее, но тут же получила сильный удар в лицо, что заставило закашляться и обмякнуть в руках мужчины. В глазах тут же потемнело, и я не удержалась от сдавленного крика: появилось ощущение, будто меня без остановки с размаху бьют о стену.
- Заткнись и не рыпайся! - рявкнул Андерсон и потащил меня прочь. Из носа у меня потекла кровь, ноги подкосились, кровь застучала в висках. Я не сопротивлялась, пока он волок меня по коридору, потому что дикая боль не давала даже пальцем пошевелить. На глазах непроизвольно выступили слезы.
Только когда мы почти достигли поворота, я нашла в себе силы ухватиться за какую-то полуоткрытую дверь. Босые ноги прочно стояли на выложеном скользкой плиткой полу, зато лакированные туфли Итона были неустойчивыми. Это небольшое преимущество позволило мне задержать наше продвижение на несколько секунд. Тогда я почувствовала то, чего не замечала до этого - мертвую хватку на предплечье. Пальцы мужчины так сильно впились в кожу, что я почти не чувствовала руки.