Через минут тридцать в банном халате и с полотенцем на голове я выхожу наружу.
Ардер заснул, к счастью. Поэтому мне удается взять все необходимое и зайти в ванную снова. Беру длинное шелковое платье-кимоно темно-синего цвета, Dyson для укладки и декоративную косметику. Надеваю платье и делаю легкую укладку за 10 минут. На шеи его белый кулон, к которому я каждый раз прикасаюсь той рукой, на которой его бриллиантовое кольцо обручения. Из своих украшений я достаю из косметички серьги-гвоздики и надеваю их. Затем подкрашиваю ресницы и губы - это и был мой повседневный макияж.
Я не привыкла долго собираться, пшикаюсь любимым парфюмом и отворяю дверь от замка спустя минут двадцать. Ардер все еще спал, чему я была крайне рада.
Сев на диван напротив кровати, я наконец спустя два-три дня включаю свой телефон.
«Ты где?! Что случилось?!» — писала мне индийская приятельница мне. Я собралась отвечать, как вдруг телефон завибрировал и пришлось моментально отключать звук. Я отскочила ближе к окну, чтобы не будить спящего и взяла трубку.
— Нет, Кала, все хорошо, не волнуйся. Да, я в отпуске. Кто?...
Я делаю глубокий вздох, когда слышу расспросы про маму.
— Да, с мамой сейчас, с ней все хорошо, не волнуйся и спасибо за это внимание. И я тебя люблю. Да. Передам.
Я всегда плачу, когда мне слишком больно, но физически, а морально. При упоминании моей мамы совершенно невинной девушку по моей щеке течет слеза, и я себя приобнимаю за плечи.
12 глава
Ардер
Из-за внезапного звука мой сон прикрывается, и я вижу, что Афра с кем-то говорит.
В такие мгновения в голове проносятся уйма мыслей. Это либо недоверчивость к человеку, либо одержимость им, либо страх его потерять. В любом случаи, я медленно встаю с места и иду к ней за спиной, с каждым шагом слыша ее лучше.
Разговор зашел о ее родителях?
Нет, он идет только о маме.
Я вижу, как после ее упоминания светловолосая девушка поникла и сжалась, будто бы она полуголая стоит на утесе самой холодной реки в мире. От нее издается всхлип, и я не в силах стоять просто в стороне, беру ее в объятья сзади, позабыв о ране.
В первую секунду моя докторша вздрагивает, но потом, скорее всего зная что это я, успокаивается и напоминает о руке.
— Черт бы с рукой, если ты заплачешь из-за кого-то, то я непременно накажу этого человека. Ты уже в курсе.
Она молчит. Проходят минуту. Минут где-то десять мы молчим, моя рука накрыта ее ладонью. Проходит какая-то вечность, которую я хочу продлить еще дольше. Моя рука тянется к ее талии и поворачивает лицо к себе.
Она чертовски красива, вот что я всегда говорю смотря на нее. Она слишком красива. По сравнению с моими полу-азиатскими глазами, ее глаза европейские, как мне и нравится, они зеленые и они манящие. Длинные ресницы трепещут, когда я хватаю за талию, или слишком близко к себе приближаю, или слишком сильно к себе прижимаю, или когда целую ее губы-бантиком.
Мне хватит одного мимолетного взгляда, но ей надо позволять мне смотреть на себя. Я быстро пробегаю взглядом по фигуре-песочные часы и вижу, что это кимоно держится за счет одного узелка на талии.
— Почему ты так отчаянно хочешь спасти того, кто даже не благодарен тебе за это? — задаю я ей вопрос и смотрю прямо в глаза. Жена тоже смотрит на меня серьезно.
— Потому что это моя обязанность. Я обязана отдавать все, что у меня есть своей родительнице, ведь отца я так не нашла.
— Ты не обязана...
— Обязана, Ардер, обязана. До конца своих дней ей обязана.
— Почему?
Она молчит минуту, но так же смотрит мне в глаза.
— Может, потому что она меня родила и вырастила.
— Родить и вырастить - не значит быть матерью. В ее обязанность входило так же дарить тебе любовь и тепло.
— Мне хватит того, что она мне дает.
— Побои что ли? Да она тебе не доверяет и будто бы ненавидит тебя...
— Это тебя не касается, — Афра отводит глаза и собирается отходить от меня.
— Ты хотя бы любишь свою маму? — внезапно я задаю ей вопрос, который на удивление ставит ее в тупик.
— Зачем такие глупые вопросы, Ардер?
— Ответь же.
Светловолосая смотрит в потолок.
«Черт! Она так делает, когда хочет плакать!»
— Люблю.
— Не любишь...