— Простите, что раньше к вам не подошла, но мы заскочили сюда всего на несколько дней. Джиджи был на съезде виноделов и меня взял с собой. Ох, вы не представляете, как мы намучились в дороге с Лопаткой! Так намучились, что от поездки в Рим мне пришлось отказаться, Джиджи поехал один…
Лопатка была тем самым спасенным котенком. Ее так окрестила младшая дочка женщины с тремя детьми, которую Тоска недолюбливала из-за ее вечной спешки и недовольной мины. Когда Тони принесла в сад дрожащего котенка со слезящимся глазиком и таким худеньким тельцем, что страшно было в руки взять, малышка неожиданно назвала его Лопаткой. Тем летом трехлетняя девчушка открывала для себя мир и непрестанно повторяла слова, как-то связанные с морем. Она лопотала слова, не выговаривая «р» и «л»: «пьяж, ейка, уодка, ведейко, уопатка». И Тони приняла это имя — такое же случайное, каким было появление котенка у нее в доме. Имя пришлось как нельзя лучше: со временем выяснилось, что это кошечка, а Лопатка звучало как любое женское имя. Тони сообщила Тоске, что купила для Лопатки новую дорожную корзинку. Они часто разъезжали, но с появлением Лопатки многие планы стали рушиться, поскольку та не переносила езды в автомобиле.
— А в воздухе что было… кошмар какой-то! Ведь смотря на какой самолет попадешь. Некоторые авиакомпании требуют, чтобы животных сдавали в багаж, представляете, как бедняжка без нас плачет.
— Повезло ей, — заметила Тоска, — что попала в такие руки. А знаете, я ведь никогда не летала на самолете!
— Да уж, повезло, — засмеялась Тони, — воспитатель из меня никудышный. Помните, какая худющая она была прошлым летом? Видели бы вы ее сейчас! Если соизволит скушать ветчину, то только без жира, а рыбу предпочитает отварную, причем головы оставляет в миске.
Тоска была ужасно довольна, что наконец можно кому-то излить душу; она даже прикурила от окурка «Муратти» одну из своих сигарет.
— А моя Поппа… — с готовностью подхватила она, — в ее положении нужно хорошо питаться, а в эту жару у нее совсем пропал аппетит. Я покупаю ее любимую треску, варю, выбираю кости. Да и раньше всегда так бывало. Эта негодница пошляется где-нибудь, как бездомная, и бегом ко мне. Но если в тарелке что-то вдруг окажется ей не по вкусу, то и не притронется. Знает, как я страдаю, когда она не ест, вот и вьет из меня веревки. Сейчас-то ей тяжело, конечно, но как только окотится — все пойдет по-прежнему, я просто уверена. Стану опять готовить, бегать за ней повсюду и выполнять все ее капризы. Чуть что не по ней — только ее и видели!
Тони опустилась на ступеньку.
— Садитесь, неужто вы не устали? Я в такую жару и уснуть не могу, и ноги не держат — хоть ложкой с полу собирай.
Тоска улыбнулась.
— По вас этого не скажешь, вы так прекрасно выглядите.
Тони, видно, хотела что-то возразить, но про-молчала, и Тоска вдруг заметила, как сразу потухли, погрустнели ее глаза под накрашенными ресницами.
После небольшой паузы Тони задала вопрос, которого Тоска ожидала с начала сезона:
— А где же Миммо?
— Он умер, — произнесла она, немного по-медлив.
— Умер?
— Отравили.
Она терпеливо выслушала испуганные и негодующие восклицания благодарной слушательницы, внутренне готовясь сыграть кульминационную сцену, давно уже отрепетированную. Для этого она тоже присела на ступеньку, но не вплотную к Тони, сидевшей в такой же позе, опершись на колонну и со сложенными на коленях руками, а чуть поодаль, чтобы наблюдать за реакцией.
— Да, его отравили этой зимой, в январе, — начала она свой монолог. — В нашем районе была облава на кошек. Уцелели только те, что живут в старом городе. Почему? Да потому что они хозяйские, а с уличными, значит, можно расправляться! Вы даже не представляете, до чего доходит порой человеческая жестокость! Ну кому, кому он мешал?! Знаете, как поступают здесь некоторые? Оставляют своих животных на зиму без присмотра, те десять месяцев кое-как перебиваются, а потом обязательно возвращаются к прежним хозяевам. И вовсе не затем, чтоб отъесться после зимнего голода, а потому, что тоже хотят иметь свой дом, уютное гнездышко — ну хотя бы на лето. К примеру, те, из Алчоне, я у них в саду поливаю, сколько раз видела: приезжают, отпирают дом, а Рыжик уж тут как тут, мурлычет, трется об ноги хозяйки, она-то, бедняжка, взяла бы его с собой куда угодно, но вот муж… он ей и пикнуть не дает! Видите, Рыжик лучше понимает эту женщину, чем мужчина, с которым она двадцать лет вместе прожила… Но Миммо-то за что?! Ведь он не бродячий, не ходил по улицам и не мяукал под чужими окнами, у него был свой дом, где он как сыр в масле катался. Это все тут знали — от мясника до торговца рыбой. Я покупала-то у них больше для него, чем для себя. Ну и что, кому какое дело? Я одинока, Миммо был моим единственным утешением. Помните, какой он был? Упрямый, нахальный, независимый. Бывало, целыми вечерами стою на дороге, зову его, думаю, не дай Бог, придет поздно ночью, а как оставить дверь открытой после того случая, когда воры залезли? Не слыхали? Да нет, не ко мне, они хотели ювелирный магазин ограбить, через пол пытались влезть, вот прямо отсюда, из гаража кардиолога. А я все слышала, но оцепенела от страха. Наконец все же выглянула — будто бы кота позвать, хотя Миммо как раз был дома. Видели б вы, как он на меня вытаращился, наверно, решил, что я чокнулась. Но потом вроде понял, забегал вокруг меня. Ну, я позвонила, приехала полицейская «пантера», но никого уже не нашли, одни инструменты. У них даже землеройная машина была…