Да, возможно, это было на самом деле, а теперь, когда праздник закончится, погаснут костры, флаги спрячут в чулан, она вновь станет «пришлой», «кошатницей», которой улыбаются и дают руку лишь в моменты всеобщего ликования, заглушающего неприязнь и сплетни.
Да, их радость была настоящей, но разве может одна счастливая ночь покончить с жестоким изгнанием, из-за чего она почти окончательно поставила крест на своей жизни?
А как хорошо, как легко дышалось среди этих возбужденных людей; прежде она о таком и помыслить не могла. Тебя берут за руку — и ты уже не одинока, ты такая же, как все, и веселишься на равных со всеми. Ну конечно, всякий ведь хочет быть счастливым и всеми любимым… Ей это счастье досталось всего лишь на один вечер.
А может, все глупости, думала она, может, я напрасно замыкаюсь в одиночестве и боюсь людского презрения. Это же не пустяк, речь идет о жизни. Тоска сразу почувствовала себя сильнее и лучше, когда вместе с другими смотрела на ребят, игравших в красивую и почетную игру… Ей вдруг остро захотелось быть рядом с Бруно. Представив его в постели с женой, она тихо застонала. Все, ночь потеряна! Она видела, как он смиренно смотрит на нее, бледную, напичканную снотворными. Даже сегодня его нигде не было видно: должно быть, боится оставлять детей… Может, сейчас в наступившей после шумного веселья тишине он думает о ней, о Тоске, такой же одинокой, как он сам.
Костер на пустынном пляже совсем догорел, и от ночной сырости по спине у нее побежали мурашки, а может, оттого что впереди опять длинная тоскливая вереница часов и дней.
Пора возвращаться домой, но нет сил… Какие еще сюрпризы преподнесут ей в будущем эти дикари, отравившие Миммо? Господи, разве любовь к кошкам заслуживает такого наказания?
Дрожа всем телом, Тоска поднялась. Ну кому я чего плохого сделала, про себя причитала она, за что меня все бросили, почему каждый день, каждую минуту я должна решать, стоит или нет защищать то единственное, что мне принадлежит, — мою живую кровь, мое усталое, но горячее сердце, мою голову, в которой столько мыслей и воспоминаний? А может, проще покончить с собой, ведь есть совсем легкие и приятные способы: блаженное забытье, обморок и вечный сон…
Праздник, краткий пьянящий миг радости вместе с другими и в самом деле кончился. Надо возвращаться домой к своим безмолвным призракам и встречать новый день. Она закурила последнюю сигарету, бросила на пепелище пустую пачку и посмотрела на спокойное море. В легком плеске волн будто слышались непрерывные тихие молитвы. Пусть продлится эта чудесная ночь, сказала себе Тоска, не думай о завтрашнем дне, ничего плохого больше не случится, эта ночь — свидетельница, что я могу вызывать у других не только презрение и ненависть. В том, что было прежде, моей вины нет… я утратила нить любви — это верно, но мои киски не дают мне вовсе забыть о ней. Так что смелее, Тоска, не падай духом, стой у окна и пей до рассвета свежий ночной ветерок.
11
Хорошо выспавшись после праздничной ночи, Тоска провела день спокойно и вечером вышла поливать в сад. Рядом, мурлыча, терлась об ноги Фифи. У ворот остановилась машина журналиста. Пока Джиджи ставил ее в гараж, Тони и Тоска, все еще возбужденные после вчерашней ночи, обменивались новостями. Тони приехала из Вероны, где слушала «Аиду» и «Отелло».
— Об «Аиде» потом расскажу, прекрасная постановка, но «Отелло»!.. Вы даже представить себе не можете, что там творилось! Джиджи не пошел со мной из-за матча и теперь локти кусает, потому что я слышала и то, и другое. Первый тайм в баре, а второй по радио на Арене. Уверяю вас, это было потрясающее зрелище: когда забили первый гол, толпа взорвалась. В театр, наверно, каждый из многотысячной публики принес с собой приемник. Начало спектакля задержали, а уж после второго гола люди стали выскакивать на сцену. Капучилли в костюме Яго как безумный таращился на зрителей, хористы обнимались. Потом, когда прозвучал финальный свисток, оркестр заиграл национальный гимн, а массовка в это время размахивала голубыми знаменами Сан-Марко. Такого я еще не видела!
Подошел Джиджи, послушал рассказ Тоски о том, что делалось в городке, и предложил:
— Как закончите, поехали с нами ужинать в ресторан, там спокойно и поговорим.
Тоска хорошо знала «Аиду» и частенько напевала своим кошкам самые знаменитые арии. Она с нескрываемым интересом слушала отчет Тони о веронской премьере. А та была великолепной рассказчицей: умела так увлечь слушателей, что им казалось, будто сами все видели. И сейчас, за жареной рыбой, все трое перенеслись в Древний Египет, слышали голоса Де Босио и других певцов, вложивших душу в исполнение оперы Верди, воссозданной по образцу первой постановки. Джиджи даже захватил с собой только что вышедшее исследование на эту тему. Тони была явно в ударе, а Тоска засыпала ее вопросами и порой делала свои замечания, из которых было ясно, что в уме она уже поставила собственный спектакль на основе рассказа Тони и своих давних воспоминаний о слышанной когда-то «Аиде».