В конце концов, она делает то, что ей приятно, и не обязана никому объяснять свои поступки. Потом долго читала в постели приключенческий роман, который знала почти наизусть и брала его в руки, только если голова совсем не варила; наконец ей удалось заснуть. Наутро проснулась с таким чувством, будто голову сдавил железный обруч. Не успела дойти до ванной, как началась рвота. Так и печенку недолго выплюнуть, подумала она, замывая зеленоватое пятно на рубашке. Больше ни о чем не успела подумать: спазмы подступали к горлу все чаще, ее выворачивало наизнанку, пока она не стала медленно сползать на пол, чувствуя, что теряет сознание. Беспамятство продолжалось недолго, потому что, когда она поднялась и взглянула на часы, было еще рано. Тошнота прошла, но остались слабость и дикая головная боль. Кое-как доплелась до кровати, положила на лоб смоченную в уксусе тряпку и расслабилась. Страха не было: она чувствовала, что отлежится. Ее время отправляться туда, наверх, еще не приспело.
7
Ночь прошла мучительно, как и все предыдущие. В полудреме она отчаянно боролась, отгоняя подступавшие кошмары. Они хотели отнять у нее то немногое, что еще осталось.
Спустилась в сад, не позавтракав — крутило живот. Полночи опять провела в ванной — донимали рвотные позывы, но так и не вырвало. Вся в испарине сидела она над раковиной, часто и утробно икая. Звук был такой, словно звонили по покойнику. Наконец снова легла, но сон все не приходил. Почудился какой-то шум на лестнице; Фифи несколько раз мяукнула, заворочавшись на подушке у нее в ногах.
Сад без цветов, с листьями, которые, казалось, впитали в себя всю серость неба, выглядел уныло. Ветви оголялись, словно из них постепенно уходила жизнь.
— И чего с ними столько возиться! — проворчала она и пошла к водопроводному крану.
Шланга рядом с краном не было. Посмотрела вокруг, прошла сад вдоль и поперек — ничего.
Значит, тот шум ей не почудился. Кто-то позарился на этот несчастный шланг! Господи, какое свинство! Стояла у олеандра и не знала, что делать. Заявить о краже? Кому? Полицейскому из муниципалитета? Его теперь днем с огнем не сыщешь. Это в сезон он все время крутится на площади, когда есть с кого штраф брать. Пойти в мэрию, чтобы там на нее посмотрели как на ненормальную? Подумаешь, какой-то шланг! «Да вернут вам его, вот увидите, — казалось, слышит она их голоса. — Наверное, понадобился кому-нибудь из соседей, а спрашивать не стали, чтоб не беспокоить». Да, именно так и скажут. Как и в тот раз, когда исчезли маленькая тяпка и грабли. С тех пор вечером прятала весь инвентарь в сарайчике рядом с гаражами и запирала на ключ. А шланг — нет, в нем всегда оставалась вода, и Тоска не хотела, чтоб весь пол в сарае покрылся плесенью. Там и так нет окон и все время затхлым пахнет.
Поднимусь, возьму ведро и сегодня полью без кишки, подумала она и тут заметила утоптанную землю вокруг олеандра перед выложенной из неровных камней дорожкой.
Насторожилась. Несколько листьев вмяты в землю, должно быть, кто-то топтался под деревом.
Миммо! Задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем она принялась разгребать руками землю. От волнения ничего не получалось. Побежала к сарайчику, отперла, схватила тяпку, вернулась к олеандру.
— Он был здесь, — лихорадочно бормотала она, раскапывая землю. — Не может быть!.. Наверно, левее. — Когда наконец тяпка ударилась о то, что искала, Тоска не выдержала и разрыдалась. Руками аккуратно вытерла крышку большой жестяной коробки из-под печенья — воспоминание о давнем счастливом Рождестве. Открывать не стала, боялась: батистовый платочек с вышитой датой смерти едва прикрывал мордочку. Полоска парафиновой бумаги, которой запечатала гробик, оказалась нетронутой. Огляделась, приподняла гибкий стебель плюща и, работая граблями и тяпкой, зарыла могилку. Разравнивала землю вокруг дерева уже из последних сил: даже нагнуться не могла, оперлась на черенок тяпки, как на клюку. Ну вот, более или менее все стало на свои места. Только сама она изменилась. Правда, это придется держать в тайне, иначе и вовсе не уснешь от тревожных мыслей.
Она убрала инструменты и пошла домой. В квартире ждали проголодавшиеся кошки. Как ни странно, прошла тошнота.
— Клин клином, — невесело пошутила она. И все-таки кофе лучше сегодня не пить, чтоб не дразнить желудок. Причесалась, слегка нарумянила восковые щеки, чуть подкрасила губы, но тут же вытерла туалетной бумагой, так как помада подчеркивала морщины и делала лицо похожим на маску. Надо сейчас же выйти и насобирать на пляже побольше камней, чтобы обложить каждое дерево. Тогда все деревья будут казаться одинаковыми, и это их собьет с толку. Кого их? Она об этом не думала. Людей. Врагов. Тех, кто не хочет оставить ее в покое даже теперь. Неожиданно мелькнула мысль: а вдруг это всего-навсего кот или ежик шарили здесь в поисках еды? Ну и что? Все равно могилу Миммо надо защитить, жаль, что она не сделала этого раньше. Время от времени она клала на нее букетик полевых цветов, бугенвиллеи, сорванные ветром. Кто-то вполне мог увидеть и что-нибудь заподозрить.