Она и тогда понимала, что ничего с ним у нее не получится в отдаленной перспективе. Не только потому, что она — в Москве, он — в Питере: могла бы к нему и переехать.
Но ведь он не звал. И это было главным.
Так и не позвал. А она ждала — до самого последнего момента.
Тогда он проводил ее, как верный рыцарь, на Московский вокзал. Сказал на перроне у «Сапсана»: «Пока». — И жарко поцеловал.
И с тех пор ни весточки, ни эсэмэски, ни звонка.
А она, что там говорить, на него тогда запала, и их питерское расставание стало новым неприятным моментом ее жизни.
Но тогда Римме исполнилось всего-то двадцать пять. И почти все, казалось, было впереди. А сейчас ей, с ума сойти, тридцать шесть! Действительно, хочется определенности: и дома, и семьи, и всего такого прочего.
Оттягивая тот самый серьезный разговор, она переспросила:
— Почему ты меня сегодня в такое странное место пригласил?
— Почему странное? Тебе не понравилось?
— Понравилось, только от центра далеко. Провинциалы обычно выбирают Патрики, Чистые пруды, Манеж…
— А я здесь неподалеку квартиру снял, — простодушно проговорил спутник.
— И надеялся сразу меня в нее затащить?
— Конечно.
— Ты слишком высокого о себе мнения. Ладно, давай лучше о твоем деле.
— Помнишь нашу самую первую встречу? — начал Мишка.
И как раз в этот момент на пустынной, однако хорошо освещенной улице рядом с ними остановилась черная машина. «“Ауди А4”, — профессионально определила Римка, — номеров не видно».
С переднего пассажирского сиденья выскочил человек и быстрым, уверенным шагом стал приближаться к ним. Одновременно он засунул руку во внутренний карман куртки, а когда вытащил ее — в ней оказался пистолет. Обычный, широкораспространенный «ПМ».
Лицо убийцы выглядело совсем незнакомым, но глаза его Римма где-то видела. Или ей так показалось. А может, глаза всех негодяев и убийц, даже тех, что мелькают по телевизору, похожи.
Но Мишка рядом с ней тоже оказался не лыком шит. Или он внутренне был готов к покушению. Сильной рукой он повалил Римму наземь и бросился на нее сверху, прикрывая своим телом. А в его правой руке тоже откуда-то возник пистолет.
Раздались выстрелы. Пять или шесть со стороны нападавшего. И столько же — от Мишки. Но, странно, звук выстрела от нападавшего доносился сильнее, чем Мишкин, хотя пистолет товарища бил совсем рядом.
А потом хлопнула дверца, движок авто взревел, взвизгнули покрышки, и «Ауди» умчалась. Римкин спутник встал и протянул ей руку, помогая подняться.
— Пошли, — сказал он, — он уехал.
— Что это было?
— Не знаю, но догадки есть. Я тебе позже расскажу. Пойдем скорее, сейчас менты примчатся.
— Ты ранен?
— Да чепуха, царапина.
Быстрым ходом они добрались до ближайшего укромного места. Когда-то там, видимо, был детский садик, но сейчас территория оказалась заброшена и заросла настоящим лесом.
Здание окружала решетчатая ограда — однако в любом заборе в России всегда найдется заботливо проделанная дыра.
Миша отыскал ее и завел девушку на территорию заброшки. Его рукав набухал кровью.
— Тебе в больницу надо.
— К черту больницу! Ты разве не знаешь: они обязаны докладывать о любом огнестреле. А это нам совсем не нужно.
— Нам? При чем здесь я, скажи?
— Боюсь, раз он выследил нас единожды, сможет найти снова. И у него теперь появилась цель: замочить нас обоих.
— Во что ты меня втравил?!
— Я тебе расскажу. Чуть позже, когда мы окажемся в более спокойной обстановке. А сейчас давай — ты Москву гораздо лучше знаешь — придумай нам укрытие, где он нас не найдет. Что-то не связанное с работой или твоими близкими.
Слова и тон Мишки звучали настолько серьезно, что Римма немедленно стала вслух соображать:
— Паша Синичкин? Мой босс? Нет, он вычисляется на раз. — Потом она спохватилась: — Давай я тебя перевяжу.
— Давай, а то я всю одежу кровью залью.
На рукаве куртке оказалась дыра, на рубашке тоже.
Тело Мишки молочно белело в темноте, на плече выделялся кровавый след. Кобуру скрытого ношения с пистолетом он бросил в траву.
— Зачем ты взял с собой оружие?
— Я же сказал: объясню все позже.
— По-моему, пуля навылет прошла, по касательной, и кость не задета. Счастливчик.
Римма разорвала Мишкину рубаху, наделала из нее жгутов и бинтов, перевязала.
— Теперь совсем другое дело. Красавчик! И я придумала, куда мы поедем.