Не верит, не верит. Ощущение, что в легких пыль, и она мешает дышать…
— Ты где? Просыпайся, соня. Жду тебя на завтрак, — исходящее сообщение пару дней назад от него… Неужели они были вместе в Москве, когда он заливал ей про командировку и тоску…
Десятки фото: шмотки, бренды, сумки — она слала ему фотографии того, что скупала в магазинах, а он одобрительно отвечал ей смайликами. И это Васель? Ее Васель? Боже…
Это какая — то поганая ошибка. Может быть, это не его телефон.
Но то, что она увидела потом, обдало ее ушатом кипятка. Да, именно кипятка. Ее тело было в агонии. Такой, какой не испытать никогда… Ни за что… Говорят, самая сильная боль именно от ожога. И она ее испытала. На ее сердце вылили стоградусную дымящуюся жижу из лжи, предательства, обмана…Эта боль затопила ее. Одно сообщение перевернуло всю жизнь с ног на голову, вмиг сделав оплеванной, униженной, ничтожной, смешной… Она смотрела на фотографию и не могла оторвать глаза, больно было так, словно их выкололи и сейчас они зальют кровью экран…
На фотографии была ее внутренняя часть бедра с первой буквой его имени на русском языке…Так знакомая и так ненавистная теперь ей «В»...
В тот момент Влада поняла всю глубину горечи выражения «поруганная честь». Словно ее раздели и выставили на улицу на всеобщее обозрение… Да нет, даже при таком виде унижения можно сохранить достоинство. Она же была попользованной дурой, чьи наивные опасения оправдались с лихвой. Зря она питала наивные иллюзии. Он был именно таким, каким рисовали его оппозиционные сайты и сплетни дамасских женщин. Насмешливым, жестким, порочным, не уважающим женщину…Все его слова ей — поганый яд, вранье, игра… Он просто развлекался, смеялся над ней… С очередной своей племенной кобылкой. Вернее, меченной наложницей. Даже гадкий Айман — и то лучше, по крайней мере, он был честен с ней… Самое смешное, что Васель ведь этого всего даже и не скрывал. Просто она не хотела это слушать. Она слышала только то, что хотела услышать Он ведь ни раз не сказал, что она у него одна…
Ей просто захотелось уйти тогда. Спрятаться от его взгляда. Он делал с ней такие вещи, казалось, они стали более чем единым целым, они доверились друг другу, оголили свою душу, а теперь она понимала, что это была просто веселая забава с его стороны…Ей было стыдно на него смотреть. Открывшись перед ним, она оказалась слабой и уязвимой. После всего, что было, казалось, что даже если она предъявит ему эту переписку и призовет к ответу, он попросту рассмеется, подавит ее, как ничтожество…Бежать от него, немедленно, быстро, сейчас же… Но в этот раз это было сделать намного сложнее… Они в доме, в частном секторе, узкие улочки явно будут пустынны в этот ранний час, вряд ли она сможет поймать такси… Надо было собрать последнюю волю в кулак и действовать так же подло и хитро, как и он. Не только он умеет ранить, не только он может делать больно. Она поставит жирную точку, но сделает это в его стиле…
А может быть она сама себе врала, может быть, она все еще надеялась, что он найдет этому всему оправдание. В тот день Влада была готова поверить любому вранью. Скажи он ей, что это не его чертов телефон, а телефон какого — нибудь его врага, которого он убил, расчленил и сжег, она бы охотнее поверила в это и, что самое чудовищное, приняла… Настолько жалкой и зависимой от него она была…
Пошла в другую комнату за своим платьем. Вся одежда до сих пор валялась в том виде, в каком они ее кинули, стаскивая с себя. Васель запретил Ум Хсейн заходить в эту часть дома. Когда увидела разбросанные по комнате вещи, сердце снова сжалось с болью… Не давая волю чувствам, надела платье. Она все еще пыталась самостоятельно застегнуть молнию, когда в комнату вошел Васель в одном полотенце.
— Что такое, хабибти? Зачем одеваешься? Сегодня пятница, выходной… Таали (пойдем), хотя бы немного поспим, — он был еще мокрый и удивительно счастливый. Аж скулы свело от того, как идеально он мог играть искренность. Хотя почему играл? Влада подумала, что действительно была приятна ему, как игрушка. Наверное, с проститутками он тоже чрезвычайно деликатен после секса. Неотъемлемая черта истинных аристократов, тех, кто познал власть, роскошь и достаток еще с детства, родился с серебряной ложкой во рту, это постоянная вежливая снисходительность с теми, кто ниже. В этом и проявляется их невыносимое и такое ненавистное превосходство. Когда хозяин умирает от воткнутого верным слугой в сердце по самую рукоять кинжала, в его глазах всегда застывает немой вопрос «за что»… За это… Иногда легче принять грубость и бесцеремонность, чем снисходительную вежливость…