- Как ты думаешь, кто первый умрет?
Кажется, я. Ляпнуть такую дичь было в моем стиле. А она ответила:
- Что за глупости? Мы пришли в этот мир вместе и уйдем вместе.
И мы договорились вне зависимости от того, будут ли у нас семьи, после восьмидесяти купить общий дом и жить там, чтоб когда время придет, мы взялись за руки и готовы были встретить смерть как старого друга.
- Ты только представь, как она удивится! Придет, а там не одна бабушка, а две одинаковые!
Мы смеялись. А ей не суждено было стать бабушкой.
Я нервно хохотнула. Агния внимательно, с тревогой посмотрела на меня, а я качнула головой.
- Прости. Истерическое. Мой мозг почему-то решил, что сейчас время для детских воспоминаний, а затем попытался представить Лену бабушкой.
Агния улыбнулась сквозь слезы, но в этой улыбке была агония.
- Она держала бы в страхе весь район.
Я тоже улыбнулась, но губы моментально задрожали и улыбка погасла. Я громко шмыгнула носом и поняла, что нужно взять себя в руки.
- Я должна позвонить папе. У них ночь еще, кажется, но такие новости…
- Сообщи, - поддержал Андрей. - Ему нужно будет взять билет на самолет, перелет долгий, до нас еще добраться… А мы должны строго учитывать время.
Я вздрогнула, когда поняла, что он имеет ввиду. Время… хранения тела. К несчастью, это не первые похороны, в которых я напрямую участвую. И я помню нюансы. Нам предстоит много работы.
3 глава
Я ненавижу похороны. Вряд ли, конечно, найдется человек, который их любит. Хотя, в мире хватает всяких извращенцев.
Похороны прошли в узком семейном кругу. Ни у кого из нас не было сил на то, чтобы выдержать большее. Отец прилетел практически полностью седой, хотя когда мы с Леной прилетали к нему в последний раз, проседь только начинала слегка трогать виски. Он не плакал на похоронах мамы, потому что старался держаться ради нас, а здесь он не просто плакал, он рыдал, рыдал и не мог остановиться. Я никогда не видела его таким разбитым. Всю церемонию прощания я сжимала его руку, выражая немую поддержку.
Словила себя на том, что вновь концентрируюсь на чужих эмоциях, потому что слишком боюсь заглянуть в свои собственные. Расклеившийся папа придал внутренней силы. Я подумала, что ей бы не понравилось, что мы все рыдаем. И стояла, отправив все внутренние силы на то, чтобы держать себя в руках.
Смотрела на нее и думала о том, как несправедлива жизнь. Она не должна лежать там. Она должна быть здесь. Если бы мы могли поменяться местами, я бы сделала это, не раздумывая. Потому что у нее осталась маленькая дочка, которая даже не знает, что мама больше не придет.
И муж.
Кирилл стоял слева от меня, и я даже на расстоянии ощущала исходящую от него энергию. Черную, тяжелую, как у зверя, которого спровоцировать может любое неправильное движение. Он стоял, напряженный максимально, отчужденный, злой. Не думаю, что на нее, скорее на жизнь и ее несправедливость. Я посмотрела на него всего раз, и по тому, как играли его желваки, я поняла, что он тоже сдерживает себя изо всех сил и не показывает свои истинные эмоции. Наверное, тоже ради нее.
Она же выглядела спокойной и безмятежной, что было совсем на нее непохоже. И чем ближе был конец церемонии, тем больше я теряла связь с реальностью, ощущая, что в ушах звенит, словно я стою на взлетной полосе. Я уже слабо помню, в каком состоянии была, когда подошла, чтоб попрощаться с ней. Прикоснуться и поцеловать в последний раз. Увидеть и осознать, что это конец. Самый настоящий, последний, финальная точка. Её больше нет, и я осталась одна. В носу защипало и к горлу подкатил ком, и я клянусь, в этот момент я словно услышала ее раздраженное:
- Не смей рыдать!
- Не буду, - шепнула вслух и испугалась этого. Все, кажется, я окончательно поехала крышей.
Никто, впрочем, не услышал, или не придал значения. Каждый был настолько сконцентрирован на собственной боли, что особо не смотрел по сторонам. Мои галлюцинации остались в моей голове, а я поняла, что я им рада. Пусть так, пусть я поеду крышей от горя, но я смогу продолжать слышать её голос. Мне невыносимо жить с мыслью, что я его больше не услышу.