— Если хочешь, я могу зайти…
Он запинается, когда внезапно загораются уличные фонари, и я с облегчением выдыхаю. Провести ночь без света, да еще и в компании кошмаров не очень-то заманчиво. Боюсь, если бы не чудесное возвращение электричества, я бы сама попросила друга остаться. Но умом понимаю, что подобный жест для нас лишний. Для него так точно.
— Не нужно, Хансон, — покачав головой, невозмутимо подхватываю прервавшийся диалог. — Тем более завтра понедельник, и тебе рано вставать. Со мной все в порядке, правда. Просто перенервничала на смене. Сам знаешь, на выходных там… — шутливо жестикулирую руками, — дурдом.
Ну вот почему он так серьезно на меня смотрит?
— Послушай, Эмма, — произносит он таким тоном, что я уже начинаю волноваться. — Я больше так не могу. За последние полгода ты въелась мне под кожу. Да я думаю о тебе чаще, чем дышу, — яростно признается он. — Неужели… неужели ты не видишь, как дорога мне?
Черт! Нет. Отставить, Ханс!
— Не нужно, Хансон, — как-то робко останавливаю его, страшась задеть чувства друга, но сегодня он решителен как никогда.
— Я должен попробовать, — дыхание перехватывает, когда его ладони обхватывают мои щеки и… проклятье, у меня нет ни единого шанса вырваться из этих объятий.
— Хансон…
— Ты не можешь вечно отталкивать меня, Эмма. — Его мягкие губы с силой накрывают мои, и я вздрагиваю, замерев на месте, как ослепленный фарами зверек, у которого вместо сердца маленький моторчик.
Это действительно происходит?
Я приоткрываю губы, чтобы выдавить протест, но делаю только хуже и позволяю ему углубить поцелуй.
И, черт возьми, этот поцелуй такой нежный, чувственный. Уверена, именно так целуются принцы в сказках, вот только все мои поцелуи уже давным-давно принадлежат самому страшному злодею, и мне нечем ответить этому принцу.
Каким-то чудом я заставляю задыхающегося Ханса отстраниться и столкнуться с моим раскрасневшимся лицом, которое буквально пылает после его горячих ладоней. И бессовестных губ.
— Ханс, — шепчу я, опустив голову, чтобы он не увидел, как больно мне произносить эти слова, — прошу, больше не делай так.
— Почему? — в его голосе звенит обвинение и обида, и это вынуждает меня с силой впиться ногтями в ладони. — Скажи как есть, Эмма!
Потому что я люблю другого! И ты не сможешь мне его заменить! Никто не сможет!
— Потому что… — удушливый смешок, после которого я заставляю себя посмотреть на друга, — потому что я не могу. Просто не могу, понимаешь?
Ужасное оправдание. И он не заслуживает его. Но… черт! Все это произошло слишком неожиданно.
— Знаешь, Эмма, — Хан отворачивается, прежде чем прострелить меня самым печальным взглядом: — Я больше не могу притворяться твоим другом. Потому что у меня к тебе нихрена не дружба! — Уничтожающая тишина затягивается, и слышатся лишь наши тяжелые вздохи. — Если ты когда-нибудь почувствуешь… ко мне… то же самое, я всегда буду ждать тебя.
Это что, прощание? Глаза предательски покалывает, пока я пытаюсь осознать, что прямо сейчас происходит что-то непоправимое, и это вот-вот разрушит нас, но я не готова терять его. Ни сейчас. Ни потом. Никогда!
— Ханс… — жалобный писк слетает с моих губ, до того как я их закусываю и делаю шаг к нему, но он останавливает меня.
— Спокойной ночи, Эмма.
Боже, зачем он все испортил? Я ведь никогда не давала ему повода!
Горькая обида, чувство вины и страх затапливают меня с головой, перекрывают кислород и расстреливают коктейлем уничтожающих эмоций, пока я наблюдаю, как высокий силуэт Хансона скрывается из вида. Как вместе со своими словами он забирает все свое тепло и оставляет меня одну.
Господи, я ведь не смогу без него.
Прижимаю ладонь к дрожащим губам, останавливая скребущуюся в груди истерику, и заставляю себя развернуться и двигаться в сторону дома. Я должна уйти! Мне нужно просто лечь спать и забыть этот день. Завтра все будет по-другому.