— Я подумаю.
— А ты, Аркадий? — не поворачивая головы к Трухану, спросила Галина. — Это наш Босх, ей-богу. Ну, с Босхом ты вряд ли знаком… Валехо! Его еще зовут Валеджио. Современный живописец и очень популярный.
— А я, пожалуй, склонен… Да! — ответил тот и повторил: — Да. Но сначала познакомлюсь с остальными картинами.
— Идем, дорогая? — потянул жену Стас.
Рановато муж решил уехать, тусовка в самом разгаре, до конца далеко, а ему домой захотелось. Майя, не ожидавшая увидеть в галерее Галину, не прочь еще побыть с ней, они не успели ни поболтать толком, ни договориться о встрече. Вероятно, свои дела Стас завершил или сегодня не нашел интересных для себя людей, в этих двух случаях он спешит домой к дивану и телику. Имеет право. Это Майя склонна к притворству, как любая женщина, а он — нет. Она будет мило улыбаться там, где требуется, умеет быть терпимой к занудищам и покорной (иногда), в общем, она… почти святая!
— Галина правду говорила? — спросил Стас по дороге к выходу. — Этот пацан действительно талантлив?
— Стасик, ты, случайно, не собираешься стать коллекционером?
— Не язви. Я просто интересуюсь.
— Купить хочешь, — уличила Майя. — Предупреждаю, если ты приобретешь его картину, я тебя закопаю.
— Так талант же! Твоя Галка сказала, а она не ошибается.
— В нашем доме нет места этому… этому «апофеозу смерти», — рассердилась Майя на упрямого мужа. — У меня мороз по коже от его работ.
— Нарисовано классно…
— Написано, милый. Картины пишут. Но содержание… Все такое страшное, везде смерть, смерть… или ее прообраз. И ты хочешь повесить этот «ужас на крыльях ночи» в доме? Чтоб мы свихнулись все хором?
— Мы можем поставить в гардеробе. До лучших времен. Трухан Аркашка купит, а я нет?
Надо же, как его разобрало! Но у Майи один ответ:
— Нет!
3
Все же странно устроен человек: стоит немного пройти времени — и уже страшное послание, которое едва не довело до инфаркта, чудится чьей-то глупой шуткой. И постепенно ослаблялся ремень, сдавливающий грудь, и дышалось полегче, и думалось свободней, а то ведь в голове сидело «Я знаю про тебя все». Итак, за субботу и воскресенье эти слова слегка отдалились, расплылись, тем более папа Майи привез детей — двенадцатилетнего Никиту и десятилетнего Данилу, а они мгновенно превращают дом в поле битвы.
Утром Станислав пообещал доставить не только мальчишек в школу, но и жену на работу, в ее машине застучал мотор. Всей семьей спустились вниз…
— В нашем ящике корреспонденция, — заметил муж, доставая ключи. — Наверное, газеты, которые еще в пятницу должны были принести… Ну, вот! Я же говорил! Жалобу накатаю. Я им покажу задерживать почту… А это тебе. Странное письмо, — вертел он длинный конверт, — адреса нет, штампов нет, только твое имя. Держи. Опять шизанутый поклонник!
Под кожей Майи забегали мурашки, она сразу поняла, что это за письмо. Собрав всю свою волю, чтобы не выдать волнения, Майя с видимым равнодушием забрала конверт и сунула в сумочку, удивив мужа.
— Даже не прочтешь? — бросил он, идя к выходу.
— Конечно, прочту. В перерыве между эфирами за чашкой кофе, сейчас некогда, — застегивая молнию на сумочке, сказала Майя, улыбаясь. — А что там может быть нового, чего я не знаю?
Улыбка — прием обезоруживающий и маскирующий при условии, если этим приемом умеют пользоваться, а она умеет.
— Никогда не понимал придурков, влюбляющихся в голос.
— Голос, Стасик, будит воображение, которое очень богато, оно рисует картинку, точнее — идеал в понимании человека. Конечно, за приятным тембром может скрываться дикая образина, но кто сказал, что образина не может стать идеалом? К примеру, алкаш не будет мечтать о роскошной диве, у него планка попроще. И мой поклонник по натуре мечтатель, полагаю, юн…
Черт-те что несла! И была безупречна притом — Майя видела себя со стороны, данная привычка свойственна многим публичным людям. Потом, когда мальчишки побежали в школу, награждая друг друга тумаками, она здорово разыграла заботливую мать, хотя голова была занята письмом в сумочке:
— Ты бы поговорил с ними, Стас! Растут какими-то дикарями. Займись, в конце концов, воспитанием! Выпори обоих, что ли!
— Это не метод, — бесстрастно крутил руль Станислав.
— А я для них уже не авторитет. Я мама, просто мама. Им сейчас нужен отец — строгий и справедливый.
— Я не могу с ними строго, я лучше с тобой поругаюсь.
И подмигнул. Станислав в своем репертуаре: дом и семья святое, но заниматься ни тем ни другим желания не обнаруживает. Он зарабатывает. Создает условия, обеспечивает и считает, что свою миссию выполняет сполна. Раньше Майя страшно злилась на него из-за позиции отстранения, позже смирилась, понимая, что не всем дано успевать тут и там. А сейчас… сейчас конверт главное, больше ничего. У высотки, отражающей в стеклах серое небо, Станислав остановился и, когда жена открыла дверцу, сказал: