А затем я просто смотрел на неё. Мне ещё никогда не удавалось так долго наблюдать за ней. Тонкий овал лица, брови в разлёт, чуть приподнятые к вискам сапфировые глаза, прямой нос, слегка приоткрытые розовые губы. Света была спокойной, но какой-то печальной. Она почти не поднимала глаз от своих рисунков – только когда прихлебывала из кружки или откусывала пирожное, то скользила взглядом по залу, а потом снова погружалась в свои раздумья. Тёмные волосы были закинуты за спину, одну прядь она постоянно поправляла, но та своенравно падала на глаза, мешая рисовать. Тонкая рука легко водила карандашом по бумаге, и похоже результат самой художнице нравился. Света откинулась на спинку стула и, не отрывая глаз от рисунка, улыбнулась. Я стоял и любовался ею. Она была прекрасна и не осознавала этого. В её поведении не было манерности, она не замечала взглядов молодых людей, которые сидели за соседними столиками.
Вот она потянулась к телефону, видимо, пришла смс-ка, потому что она тут же набрала ответ, а потом вернулась к рисунку. Вот повернулась к бармену, что-то сказала ему, и тот через несколько минут сам принёс ей за столик маленькую чашку кофе. Они перекинулись парой фраз как люди, давно знающие друг друга. Мне это не очень понравилось, но чуть подумав, я решил, что он вряд ли является моим соперником: если бы Света пришла ради него, то она бы не сводила с него глаз и они бы щебетали, как птички на веточке. Здесь же не было ничего подобного. К тому же я заметил, что одна из официанток, забирая со стойки заказ, по-хозяйски поправила бармену воротник рубашки, и тот отреагировал на это совершенно спокойно.
Я уже минут тридцать стоял на улице, холодный вечерний сентябрьский ветер выдул всё тепло из-под куртки, спутал волосы и пытался превратить меня в ледышку. В конце концов надо было на что-то решаться, нам просто необходимо поговорить, спокойно и обстоятельно, а тут она от меня точно не сбежит. Я сделал несколько глубоких вдохов, набираясь смелости, как перед прыжком с вышки, и зашел внутрь кафе.
Света сидела, не поднимая головы от своего блокнота, когда я остановился перед столиком, спрятав руки в карман (мне так хотелось дотронуться до её волос, что я с трудом подавил стон, готовый вырваться из груди) и негромко, но так, чтобы она услышала, произнёс:
- Да, ты очень занята, теперь я вижу.
Она вздрогнула, подняла голову, и могу поклясться, что в этот момент Света была очень рада меня видеть – лицо её посветлело, глаза полыхнули васильковым цветом, от чего мой пульс только участился. Она медленно закрыла блокнот:
- Я недавно освободилась.
Я хмыкнул про себя: да-да, видел её занятость.
- Я так и понял.
Неужели она думала, что я просто так повернусь и уйду?
Я сел напротив Светы, положив на стол сцепленные в кулак руки, потому что не уверен, что не захочу дотронуться до неё. Прямо передо мной лежал её блокнот, и я чисто рефлекторно дотронулся до него кончиками пальцев, но Света тут же подвинула блокнот к себе и положила на него руки.
- Значит, сидеть здесь в одиночестве лучше, чем находиться в моем обществе? – мой вопрос прозвучал тихо, но она услышала.
- Я была занята.
Я не мог понять, к чему эта ложь, а потому наклонился к ней, смущённой, близко-близко и спросил, переходя на шёпот:
- Почему ты меня избегаешь? Ты меня боишься? Или я тебе неприятен?
Такой прямой вопрос требует не менее прямого ответа, и я почему-то ждал ещё большего смущения с её стороны, но вместо этого наподобие улыбки мелькнуло на её губах:
- Ну вот, смотрины состоялись.
- Что?
- Мои родители тебя увидели, наши официантки, бармен – все оценили мой выбор, - она явно наслаждалась моим замешательством.
Ну конечно! Это же их семейное кафе, и кондитерская рядом тоже принадлежит её родителям. Я как-то упустил этот момент. Но сейчас меня больше интересовали слова «мой выбор» - оговорка по Фрейду?
- Значит, ты меня выбрала?
- Не льсти себе. Я тебя не выбирала, это мои родные так думают.