Её рот скривился в усмешке:
- Ещё одна твоя игра: смотрите, какой я смелый, не боюсь позвать девушку замуж!
Я взял её за подбородок и попросил:
- Посмотри на меня. Просто посмотри на меня.
Она несколько секунд колебалась, но всё-таки подняла на меня свои тёмно-синие глазищи, но я не увидел в них ничего: ни страсти, ни желания, ни интереса – ни-че-го! Я поражён и оглушён. Хотелось взять её за плечи и потрясти как следует.
- Знаешь, - начал я после небольшого молчания, - я ещё никого не звал замуж – не находилось подходящей кандидатуры. А с тобой мне захотелось быть рядом всегда. И в этом нет никакой игры. Когда я увидел тебя первый раз на пляже, то понял, что пропал, но ты не обращала на меня внимания, а потом вообще ушла. Когда я увидел тебя в универе, я обрадовался, как ребёнок, что судьба на моей стороне, но ты постоянно сбегала от меня. На вечеринке мне показалось, что ты готова быть со мной, что ты так же сильно нуждаешься во мне, как и я в тебе. Но ты вновь доказала, что мало ценишь меня, как человека.
Она вздрогнула, вскинула ресницы, но сдержалась и промолчала. Я чувствовал горячее жжение в груди, там, где лежали её руки, пальцы которых начали подрагивать.
- И вот что я тебе скажу, - продолжал я, - как бы мне не было тяжело, я дам тебе свободу от меня. Я не знаю, как переживу это, как скоро смогу спокойно дышать в твоём присутствии, но я оставлю тебя в покое: не подойду, не заговорю, не взгляну в твою сторону.
Я шумно вздохнул и закончил:
- И вот теперь я спрашиваю тебя в последний раз, хочешь ли ты этого действительно? Хочешь ли ты, чтобы я ушёл навсегда из твоей жизни? Даже если ты сейчас промолчишь, я приму это как утвердительный ответ. Подумай. И если я тебе не нужен, что ж – у каждого своя дорога, и пересекаться мы больше не будем.
Она молчала, не поднимая на меня глаз, и её дыхание было всё таким же ровным и спокойным. Никаких эмоций, никаких переживаний – на её фоне я смотрелся истеричной девочкой пубертатного возраста.
Ну что ж, я сделал всё, что мог. Я не буду в роли унижающегося просителя там, где меня не хотят видеть, но как же тяжело было от неё уйти, оторваться от Светы! Я выпрямился и убрал руки со стены, потом посмотрел на её ладони, которыми она всё ещё упиралась в меня, и накрыл их своими:
- Свет, - жалобно прошептал я, - а ведь я в тебя влюбился. И что мне теперь с этим делать?
Она быстро посмотрела на меня, не делая попытки вырваться из моих рук, и я увидел, как начинали дрожать её губы, а затем из глаз покатились слёзы. Я растерян, встревожен, не знал, как на это реагировать. А Света вдруг скрутила мою рубашку так, что пуговицы полетели в разные стороны, прижалась ко мне и тихо сквозь слёзы прошептала:
- Не уходи!
Я не успел ничего понять, а она уже закинула руки мне на шею и целовала в подбородок, до которого только и могла дотянуться:
- Я не хочу быть без тебя. Прости меня, да, я глупая, но мне так тяжело без тебя… не бросай… не уходи, пожалуйста… не могу без тебя…
Барьеры рухнули: я смеялся от счастья, она плакала в моих объятиях, прижимаясь всё сильнее и сильнее. Я целовал её в приоткрытые губы, задыхаясь от желания и чувствуя сильнейшую эрекцию. Она забросила ногу мне на бедро, я придержал её за ягодицы и ощутил жар и трепет тела. Света отвечала на мои поцелуи жадно, стонала и тёрлась о меня, заставляя забыть обо всём на свете.
- Ко мне, - хриплю я, - немедленно!
15. Она
Я проснулась в полутёмной незнакомой комнате. За окном поздний вечер – большие часы на стене напротив кровати показывали двадцать минут одиннадцатого. Комната скрывалась в мягком тёплом свете прикроватного торшера.
Я посмотрела на кровать рядом с собой. Олег, совершенно обнажённый, спал на спине, закинув одну руку за голову. Его лицо было умиротворённым, спокойным и расслабленным, на нём не осталось той болезненной гримасы, которая была ещё утром, когда он тащил меня по коридорам университета.
Я с трудом могла вспомнить события этого дня.
Утром я была твёрдо уверена, что мы никогда не будем вместе. Потом этот странный разговор, в котором я пыталась больше убедить себя, чем Олега, почему мы не должны быть вместе. Но его «почему?» сбивало с толку, мешало оставаться отстранённой. Помнила его руки по сторонам от меня, как будто отгораживающие от внешнего мира и предлагающие защиту. Помнила свои руки на его груди и сосредоточенность на том, чтобы он не заметил той дрожи, которая била меня изнутри от этого прикосновения. И мысль «это наше последнее прикосновение» сушила душу, углубляла в ней пустоту. А потом он произнес: