Я кричала изо всех сил и пыталась подняться на ноги, но они предательски скользили по асфальту, поэтому я не успела подбежать к разбитому Лексусу.
Откуда-то появилась Лена и крепко обхватила за плечи, удерживая меня на месте и так же, как я, всматриваясь в месиво железа, пластика, стекла и… живого тела. Со всех сторон бежали люди, но первыми оказались Денис и Влад. Они вместе с другими оттащили покорёженную машину от стены, освобождая Олега из железного плена. Я будто в вакууме наблюдала, как водитель Лексуса бегал вокруг и громко причитал о ремонте. В конце концов Дэн не выдержал, повернулся к нему и нанёс короткий прямой в челюсть – водитель опустился на тротуар и на какое-то время затих. И тут я начала слышать свой голос. Оказывается, всё это время я кричала и звала Олега.
- Тихо, тихо, - повторяла Лена, удерживая меня на одном месте, - он живой. Живой!
Я услышала сирену скорой помощи и потом наблюдала со стороны, как люди в белом вместе с Дэном и Владом перекладывали на носилки Олега. Я издали смотрела на его лицо, залитое кровью, видела кровь в светлых растрёпанных волосах, видела кровавые кисти рук и набухающие кровью штанины – и провалилась в спасительную темноту…
16. Он
Я находился в больнице уже три недели и не мог дождаться обещанного переезда домой. Мне казалось, что в палате перебывали все мои друзья, но особенно я рад только двум людям: маме и Свете.
Когда я первый раз пришёл в себя, прошло более суток после аварии и операций. Я был так нашпигован обезболивающими, что не чувствовал своего тела, мысли плыли. Я только смог посмотреть на маму, сидящую рядом, что-то промычать ей и снова провалиться в забытьё. Второе моё возвращение в реальность сопровождалось болью во всём теле и тревогой за Свету. Я пытался спросить о ней у мамы и медсестры, но только хрипел, и они обе просили меня успокоиться, и я опять отключился.
К концу третьих суток я пришёл в себя настолько, что мог говорить – тихо, но внятно. Матушка обрадовалась, коротко рассказала, что у меня, слава богу, ничего непоправимого нет: стекло посекло мне лицо, шею, плечи и руки, были сломаны обе ноги, их собирали на операционном столе, но ходить буду – всё зависело только от моего внутреннего настроя на выздоровление и активного занятия лечебной физкультурой после снятия гипса.
- Вообще, ты у меня в рубашке родился, - улыбалась мне мама и гладила по забинтованной руке, - машина в тебя врезалась уже на излёте, поэтому и переломы получились аккуратными.
А у самой в глазах такая печаль стояла, что я закрыл глаза! Я её прекрасно понимаю. Она воспитывала меня одна. Отец погиб, когда мне было десять лет. Мы втроём возвращались из гостей поздно вечером, и у самого подъезда какие-то гопники к нам привязались. Отец вступился за нас с мамой и получил удар ножом – умер он ещё до приезда скорой помощи у мамы на руках, а меня она тогда загнала домой, чтоб я всего этого не видел.
И если бы ещё и я погиб, то это сломало бы её.
Она у меня очень сильная женщина. Не представляю, как она пережила смерть мужа, которого безмерно любила, но, видимо, я стал её целью в жизни и невольно заставил продолжать жить. Она встала во главе отцовской строительной компании, и очень быстро суровые работяги поняли, что мой отец был белой ромашкой по сравнению с его суровой женой. Прошло 12 лет, а фирма не просто выжила, но и процветает, принося неплохой доход. Кстати, в ней я и работал. Не числился, а именно работал – мать бы не потерпела в качестве балласта даже родного сына. Я был закреплен за сектором по защите информации. В мои обязанности входила масса всего: и разработка проектов перспективных и текущих планов работы, и организация и контроль выполнение плановых заданий, договорных обязательств, и разработка безопасных информационных технологий, и создание справочно-информационного фонда компании и многое другое. Я не начальник, я только учился, но матушка положила мне неплохую зарплату, которую приходилось отрабатывать от и до. Свой нынешний внедорожник я купил на честно заработанные и в кредит – два года выплачивал за свою Тойоту Ленд Крузер.