- Жалко мне его.
- Почему? Слава богу, жив, всё образуется.
- Я его фото видела до аварии – такой красавчик, что облизать хочется. Наверняка, девчонок было немерено. А теперь кому он нужен со шрамами по всему лицу? Да ещё и хромой.
- Шрамы можно убрать, сейчас косметология чудеса творит, - лениво ответила вторая, - да и наш Сергей Викторович его так заштопал, что никаких рубцов не будет.
- А переломанные ноги?
- Лёгкая хромота, а может, и её не будет. Что ты нагнетаешь? Тебе то что до него?
- Ты его тело видела? Божественное!
Она поправила одеяло и как бы случайно провела тыльной стороной пальцев по моему голому животу. Я вздрогнул от ледяного прикосновения, открыл глаза и прямо посмотрел на яркую блондинку в облегающем халатике. Она улыбнулась мне, но я снова закрыл глаза: не больница, а бордель.
В это время скрипнула дверь, и я услышал голос мамы:
- Добрый вечер.
Медсёстры вразнобой поздоровались и вышли из моей палаты.
- Мам, - обратился я, - видела блондинку?
- О, - мама весело вскинула бровь, - дело идёт на поправку – мой сын вновь заглядывается на девушек.
- Нет, - поморщился я. – Можешь сделать так, чтобы её и близко не было возле меня и моей палаты?
- А что случилось? –мама беспокойно оглянулась на дверь.
Я понимал, что жалуюсь, как маленький, но решил идти до конца:
- Болтливая и развратная.
- Хорошо, я обязательно поговорю с доктором. Как ты себя чувствуешь?
- Неплохо. Дай мне, пожалуйста зеркало.
- Зачем? Поправишься и будешь на себя любоваться.
- Мама, дай, пожалуйста, я знаю, у тебя в сумочке оно есть.
Она вздохнула, но нехотя выполнила мою просьбу. Мои ладони туго перебинтованы, и я не могу удержать зеркальце, поэтому командую: ниже, правее, выше.
Отражение, которое я увидел в стекле, ужаснуло. Всё лицо залеплено пластырями, а там, где видна кожа, лицо чёрно-сине-жёлтое с красными точками. На голове неровный ёжик волос, кое-где у корней вымазанный какой-то розовой гадостью. Зрелище не просто ужасное – отвратительное. И это видела Света?
- О господи! – с испугом выдохнул я, - убери.
Мама подчёркнуто безразлично пожала плечами:
- А что ты хотел увидеть через четверо суток? Лицо хорошо отдохнувшего человека? Всё заживёт, - она позволила себе улыбнуться, - до вашей со Светой свадьбы.
- А думаешь ей нужен рядом инвалид?
- Так! – выпрямила спину мама. – Я сделаю вид, что этого не слышала, а ты пообещаешь никогда не заводить подобных разговорах со Светой.
Я даже возразить ничего не смог, так был подавлен увиденным. Я попытался сказать, что устал и хочу побыть один, но тут в палату вошёл Дэн. Он был шумен, многословен: говорил комплименты моей матери, смеялся над моим внешним видом. Мама с лёгким сердцем оставила нас вдвоём, и Денис начал засыпать меня новостями из универа, пока я не перебил его, чтобы рассказать подслушанный разговор и поделиться мыслями о нас со Светой.
- И чего ты хочешь? – спросил он меня.
- Надо ей объяснить, что я пойму, если она не захочет больше быть со мной…
- Океюшки! Я тебя услышал, - спокойно ответил Дэн, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги. – Но только это ты ей скажешь сам. Ты сам скажешь это девушке, которую мы с Владом вдвоём едва смогли оторвать от твоих носилок в скорой. Девушке, которая двое суток, пока ты не приходил в себя, сидела в больнице. Когда закрыли твой этаж на ночь, эта девушка перебралась на скамейку в приёмное отделение, и мне пришлось остаться вместе с ней – не мог же я оставить её там одну. Ты это скажешь девушке, которая не испугалась твоей матери, которая вообще не хотела с ней разговаривать, и выпытала все сведения о твоем здоровье – правда, тут и я помог, - только после этого она позволила отвезти себя домой.
- Но…
- И ты скажешь о расставании девушке, - не даёт себя перебить Денис, - которая после вашей встречи в палате вышла счастливая и довольная, хоть и заплаканная. А ещё я не думаю, что она воспримет твои слова всерьёз, потому что она уже подружилась с Верой Витальевной.
- Что? – сказать, что я был поражён, - значит, ничего не сказать. Моя мать считала всех моих девушек чем-то временным и надоедливым. Официально я её знакомил только с Эвелиной, которую матушка приняла хоть и с раздражением, но благосклонно. Правда, сразу мне сказала, что та хитра и мне надо быть с ней осторожным. И вдруг – «подружились»!