Как подтверждение слов Дэна, открылась дверь и вошли мама и Света – обе довольные и улыбающиеся.
- Вот, Света, - произнесла мама, глядя на меня, - сегодня мы ворчим, брюзжим и не в настроении. Даже инвалидом себя начал считать и вознамерился всех от себя прогнать.
- Ну, нас прогнать ему не удастся, - засмеялась Света, лёгкой походкой направляясь ко мне, - привет!
Она коснулась поцелуем моих губ, игриво, как котёнок, незаметно для других лизнула меня в нос, и в её глазах было столько радости от нашей встречи, что я понял: она не видит моего чёрного лица, покрытых коркой губ и безобразно искромсанных волос.
- Я скучала, - просто сказала она, и все тёмные мысли покинули меня.
Она здесь, она со мной – а остальное неважно.
Дни шли за днями. Матушка перенесла все свои дела на вторую половину дня и с утра дежурила у меня в палате. Во второй половине дня её сменяла отучившаяся Света. Этот график они установили сами, чтобы не оставлять меня одного.
С меня постепенно снимали бинты и пластыри, убирали швы. Я уже мог двигать руками, и меня не надо было кормить, как младенца, с ложечки. Мне разрешили днём поднимать механическое изголовье кровати, и я мог сидеть. Или сам подтягивал себя в сидячее положение при помощи специальной рамы, руки хоть и ослабели, но постепенно приходили в норму.
Света в каждое своё посещение давала мне зеркало, и я наблюдал, как кожа лица восстанавливала свой цвет, правда, на более бледный, на котором ярко алели шрамы. Было очень много мелких, которые, как утверждал мой врач, потом вообще исчезнут. Но три шрама так и останутся видны. Один рассекал левую бровь и придавал моему лицу насмешливое выражение. Света смеялась, что многие специально выбривали себя брови подобным образом, а у меня теперь естественный и постоянный татуаж. У неё даже появилась привычка при встрече целовать меня сначала в этот шрам на брови, приговаривая:
- Привет, мой бунтарь!
Другой шрам длинной полосой расчерчивал левую щёку.
- Он делает твоё лицо ещё более скульптурным, - уверяла меня Света.
Третий шрам проходил справа по линии челюсти от подбородка к уху.
- Он говорит о твоей опасности.
Что мне сразу понравилось в Свете, она всегда находила что-то хорошее в любой ситуации. Я благодарен судьбе, что рядом со мной именно она. Честно говоря, мы с ней вместе были всего два дня: несколько часов на пляже, полдня в кафе на её дне рождения и тусовку в день посвящения можно засчитать за полный день, и день (и ночь, естественно) нашего секс-безумства. Все остальные полтора месяца – гляделки издали. Наши бурные постельные отношения даже не дали возможности нормально поговорить. И вот теперь мы знакомились как следует, мы узнавали друг друга по-настоящему. Её забота обо мне ещё более ценна, чем матушкина, потому что Света делала это не по зову крови, как говорится, а из женской любви ко мне. И забота эта складывалась из мелочей: она помогала мне бриться, аккуратно подстригла остатки волос на моей голове, чтобы они отрастали равномерно; весёлым рассказом о жизни универа возвращала мне спокойное настроение; вслух строила планы на ближайшее будущее, и в этих планах всегда был я – мы пойдем, мы посмотрим, мы съездим, ты удивишься… А я уже удивлялся: сколько силы, физической и душевной, в этой миниатюрной девочке! Несмотря на свою молодость, Света была полна извечной женской мудрости, которая помогала ей найти правильные решения.
Я вспоминал, как задевал меня её холодный вид при наших встречах в коридорах универа, как я страдал от её равнодушного взгляда, и однажды набрался смелости и спросил об этом прямо:
- Скажи, почему весь сентябрь ты на меня не обращала внимания? Когда ты всё-таки в меня влюбилась?
Света переплела свои пальцы с моими и смущённо сказала:
- В самый первый раз, на пляже.
- Не может быть! – поразился я. – Но как ты могла так прятаться от меня? Почему я не мог прочитать тебя?
- Я была убеждена, что между нами ничего не может быть: ты такой красивый, такой сексуальный, рядом с тобой такие красавицы! Мне оставалось лишь наблюдать со стороны, и я не хотела, чтобы по мне было видно, как я схожу с ума в твоём присутствии.