Я начала смеяться.
- Что? – Олег в недоумении. – Что тебя так развеселило в моих словах?
- Просто, когда я тебя увидела, то первой мыслью тоже было: «Божественно красив!»
Я была немного смущена своим признанием, но Олег на этом не остановился и продолжил расспрашивать:
- Скажи, почему весь сентябрь ты на меня не обращала внимания? Когда ты всё-таки в меня влюбилась?
Я переплела наши пальцы и смущённо ответила:
- В тот первый раз, на пляже.
- Не может быть! Но как ты могла так прятаться от меня? Почему я не мог прочитать тебя?
- Я была убеждена, что между нами ничего не может быть: ты такой красивый, такой сексуальный, рядом с тобой такие красавицы! Мне оставалось лишь наблюдать со стороны, и я не хотела, чтобы по мне было видно, как я схожу с ума в твоём присутствии.
Я решилась поднять на него глаза:
- Знаешь, что мне хотелось сделать тогда, в воде, когда ты меня напугал?
Он молча серьёзно смотрел на меня.
- Мне хотелось прижаться к тебе, обвить ногами и поцеловать.
Я не отвела взгляда от него не потому, что вдруг стала храброй, а потому, что хочу видеть его первую реакцию на мои признания.
- А знаешь, что мне хотелось сделать всякий раз, когда мы с тобой сталкивались в коридорах? Мне всегда хотелось броситься на тебя и поцеловать. В твоём присутствии я всегда ощущаю сначала холод в затылке, потом немеет шея и учащается пульс, мне не хватает воздуха. И я знаю – ты рядом, даже если я тебя ещё не вижу.
Он не улыбался, чего я боялась, а лишь смотрел и смотрел с печалью в глазах.
- А я вглядывался в твоё лицо во время наших случайных встреч и бесился от твоего безразличия. Думал, ну хоть как-то дай понять, что ты ко мне чувствуешь! – тихо признался он.
- Получается, притворялись друг перед другом и оба страдали?
- Да, глупо получилось, - он по привычке запустил пальцы в волосы, но ладонь встретила на своём пути только короткий ёжик, который я ему выровняла, придав пристойный вид.
Он перехватил мой взгляд:
- Не очень красиво, да?
Я поцеловала его в ямочку на подбородке:
- Не говори ерунды. Волосы отрастут, и ты будешь прежним, просто сейчас выглядишь по-другому, более брутально.
- Прежним не буду.
Он указал на шрамы на лице, на плечах и предплечьях.
- Это уродство останется.
Мне каждый раз было больно, когда он так говорил: он не понимал, что всё это лишь проявление его собственных страхов не возврата к тому образу, который был до аварии. Он останется всё тем же Олегом, если сам примет себя и перестанет считать себя калекой.
Я смотрела на его лицо и, пытаясь отвлечь от грустных мыслей, проводила по первому серьёзному шраму, который останется с Олегом на всю жизнь, - он пересекал левую бровь, деля её на две неровные части, и придавал лицу насмешливо-лукавое выражение.
- Этот шрам делает тебя бунтарём, ты всех постоянно будешь эпатировать своим видом, даже не хотя этого.
Потом я провела по другому шраму, пока ещё воспалённой полосой проходящему по левой щеке.
- А этот шрам делает твоё лицо ещё более скульптурным, подчёркивает скулы, а меня заставляет дышать чаще.
- Я буду чаще поворачиваться к тебе левой стороной, - смеялся он.
Я перешла к третьему шраму, который проходил с правой стороны лица по линии челюсти от подбородка к уху, целуя его по всей длине:
- Этот шрам говорит о твоей опасности для молоденьких неопытных девушек, - закончила я, и в этот момент Олег повернул голову, и наши губы встретились. Но прежде чем поцеловать меня, он прошептал:
- Ты моя любимая оптимистка!
Наконец-то Олега выписали домой. Мне так хотелось увидеть его в не больничной обстановке, что едва высидела пары. Можно было бы сбежать, но я дала слово родителям, что смогу проводить время с Олегом, если не буду пропускать лекции. С одной стороны, они понимали, что он меня спас, но с другой стороны, не хотели, чтобы я всю свою жизнь сейчас сосредоточила на нём.