- Да пошёл ты, инвалид!
Я повернулась к Олегу, боясь его реакции, и увидела, как он скривил лицо, запустив обе руки в волосы. Парни застыли и молча смотрели на него, так как помнили, что он болезненно реагировал даже на намёки о травме. Я обняла его за плечи:
- Пожалуйста, не надо. Она обижена, это в ней злость говорит.
Он накрыл мои руки своими ладонями:
- Я знаю, но от этого правда не перестаёт быть правдой.
Я издала мысленный стон: столько усилий перечёркнуто одной глупой фразой! Решительно взявшись сзади за ручки кресла, я покатила его на кухню:
- Извините, ребята, нам надо поговорить.
На кухне я, как ещё недавно Лика, села перед Олегом на пол, взяла его руку и прижала к своей щеке. Он смотрел на меня, но никак не реагировал.
- Ты опять собираешься себя жалеть? – спросила я его.
- Жалеть? Нет, наоборот собираюсь признать правду.
- Признать правду… - медленно повторила я за ним и согласно кивнула. – Хорошо, вот тебе правда. В тот день ты вытолкнул меня из-под колёс машины, то есть спас. Если бы не ты, то, возможно, меня и в живых-то не было бы, а в лучшем случае вся лежала бы сейчас ломаная-переломанная в больнице. Это во-первых. Во-вторых, ты сам сумел уйти от прямого удара машины, и те переломы, которые получил, были, как говорят врачи, очень аккуратными. Ты уже без гипса и можешь передвигаться самостоятельно. В-третьих, у тебя больше не повторяются приступы, да они и были-то единичными и не столь продолжительными, как самый первый. А теперь вывод: самое страшное, что тебе угрожает в дальнейшем, - это чувствительность к перемене погоды.
Он смотрел на меня, не отнимая ладони от моей щеки, а потом нежно провёл большим пальцем по губам:
- Ты моя девочка-мечта! Но я не хочу, чтобы ты оставалась со мной только из чувства благодарности и жалости.
- Этого не будет, - заверила я его.
И в этот момент раздался звонок домофона.
- Кто это? – Олег был удивлён не меньше моего, - все свои уже здесь.
- Сейчас посмотрим, - ободряюще улыбнулась я и пошла открывать дверь.
А там – праздник и новогоднее чудо. На пороге появилась Вера Витальевна, командовавшая носильщиком:
- Вот здесь поставьте, спасибо, - она вложила в его ладонь купюру, закрыла дверь и повернулась ко мне.
- Не хотелось появляться неожиданно, потому и позвонила, - объяснила она. А потом обратилась ко всем гостям своего сына, высыпавшим в широкий коридор и переминавшимся с ноги на ногу:
- Ну, ребята, давайте ёлку устанавливать – всё-таки католическое Рождество сегодня.
И начался галдёж. В несколько рук распаковали ёлку, которая через несколько минут заполнила всю квартиру запахом хвои, установили в гостиной; из коробок, принесённых по указке Веры Витальевны с лоджии, достали игрушки и разноцветный дождик. Олег, хоть и хозяин дома, но сидел в сторонке и радостно наблюдал за общей весёлой суетой, держа меня за руку и не отпуская от себя. Краем глаза я поймала одобрительный взгляд Веры Витальевны и широко ей улыбнулась.
Через полчаса ёлка, высокая – под самый потолок, пушистая, стояла наряженная в углу гостиной.
Уже поздно вечером, когда мы остались в квартире втроём, Вера Витальевна призналась:
- Кстати, в твоей квартире я тоже поставила ёлку.
- В моей?! – изумился Олег. – Зачем?
- Надеюсь, что ты вновь захочешь жить именно там, а не со мной.
- Ты меня выгоняешь? – в голосе Олега звучало неподдельное удивление.
Вера Витальевна взъерошила волосы сына:
- Не говори ерунды. Мне показалось, что тебе пришло время вернуться к прежней жизни. Но если ты решишь остаться здесь, то поверь, я буду только рада.
- Мам, спасибо тебе, - серьёзно ответил Олег, и мы обе поняли, что за этой сухой фразой он попытался скрыть свои истинные эмоции.
- Мне пора, - начала я прощаться, - завтра последний зачёт – надо быть в форме.
- До свидания, Светочка, - кивнула мне Вера Витальевна и ушла в свою комнату, оставляя нас наедине.
- Я думал, ты останешься, - растерянно произнёс Олег, переплетая наши пальцы.