- Во сколько тебя ждать сегодня?
Настя
Мачеха меня готовить не учила, она сама готовила плохо, у нее всегда еда была то горелая, то сырая. Детство помню каким-то полуголодным из-за этого. Нас с братом подкармливали тетки из нашей коммуналки. А отца не подкармливали, вот он и испортил желудок, потом и умер от язвы. Мачеха нас обоих с братом не любила, поэтому он для меня и братом стал, наверное. Нелюбовь связывает.
С Колей нас тоже нелюбовь связывает. Это трудно объяснить, да и вообще объяснять некому и незачем: это как из рук в руки льдинку передавать, как ни береги - растает.
У Коли тоже есть брат. Он лечится от наркозависимости. В какой-то православной клинике, где применяют труд и молитву. Коля считает, что труд и молитва от всего помогают. Я не знаю, молится ли он, но работает много.
Я давно не работаю и совсем не молюсь. Никогда даже не пыталась.
На сцене играть пыталась.
Много кем пыталась быть - не пошло.
Это странно - молиться. Ты стоял когда-нибудь на обочине дороги - тебе надо было на другую сторону, а машины летели, летели, летели?.. Вот если бы ты стал кричать, чтобы они они остановились, разве они бы остановились? Если тебе надо на другую сторону, сию секунду надо, некогда переход искать - просто беги, беги, под колеса бросайся... Колин брат вот побежал. А Коле не надо было никуда, он на работу ходит.
Не знаю, почему он со мной живет. Говорит: ты ведьма, у тебя глаза черные. А в другой раз говорит: ты с головой не дружишь совсем.
Мы комнату снимаем, могли бы, наверно, квартиру целую, но Коля много денег отдает за лечение брата. А я не работаю.
Он меня спрашивает иногда:
- В толк не возьму, Настя, что ты делаешь целыми днями?
А я говорю:
- И я не возьму. Но я могу.
Он крутит пальцем у виска и говорит:
- Даже готовить не умеешь. Одно только - красивая.
- У меня мачеха красивая была, - говорю.
Он смеется:
- Разве от мачехи красоту наследуют? Она ж не по крови родственница...
Я не похожа на мачеху. Она красилась в блондинку, подводила глаза голубым и пахла духами. У нее была светлая кожа. А я темная. Отец тоже был брюнет. У брата сейчас жена - брюнетка. И дочка тоже темненькая. А брат светло-русый. Брат мне часто звонит, я даже не всегда отвечаю. Я знаю, что он меня любит, слишком знаю. Он мне брат, хотя у нас нет общей крови. Зато у нас общая кухня, одна общая кухня в голове, с несколькими плитами, с кастрюлями и чайником эмалированным, с подсолнухом на боку. И мы умеем только кипятить чай. Ничего, кроме чая, не умеем.
Коля тоже русый, как мой брат, стрижется ежиком. Нос у него широкий, кисти рук широкие, само тело широкое. И он еще и руки раскидывает в стороны, когда спит. Я сплю на краешке кровати из-за этого.
Прошлой ночью Колин брат приходил. Я его видела только на фото, но сразу узнала. Он не похож на Колю, но это неудивительно. Я ведь тоже не похожа на брата.
Я проснулась среди ночи и лежала с открытыми глазами. Ночь любит, когда ей все открыто, а зажимаешь глаза, она ломится, орет, как алкаш, которого жена домой не пускает.
Он шел от двери в комнату, к столу и креслу. Высокий и худой, на нем рубашка висела как на вешалке. Вся в каких-то опилках, может, он там работал с чем-то таким. С деревом. Строгал, пилил, молился.
Он сел в кресло и сказал:
- Настя, дура ты, дура! Чего не спишь? Спи!
Я смотрела на него, пока он не размазался, а потом и вовсе исчез, как пятно, которое отстирали.
Зазвонил будильник.
Коля перебрался через меня, ругаясь, как всегда. Что-то про проклятую работу и жизнь. И что я, сука, не работаю и мешаю.
Я открыла глаза и сказала
- Твой брат приходил.
Коля только буркнул:
- Тебе приснилось.
И пошел завтрак готовить. Я слышала, как он ругается. Обжегся, наверное.
Вечером он пришел и сказал, что его брат умер. Убежал из этого приюта, скитался по лесам, потом вышел на трассу. Машина его насмерть сбила. Ночью. Водитель не заметил.
Коля рассказал мне. А потом посмотрел пристально - и ударил. И еще раз ударил. Сильно. Он меня долго бил, но я молчала. Я знала, что он злится из-за того, что его брат пришел попрощаться не с ним, а со мной. Хотя он видел меня, только когда смотрел на меня с фото. Но пришел ко мне. Я понимала, что Коля из-за этого сердится. Он ведь столько денег заплатил за его лечение. Он и за меня платил. За всех платил и ничего не получал.
Он избил меня и уехал: ему надо было забрать тело брата и организовать похороны.
У меня болело все тело, лицо было разбито, поэтому, когда позвонил Олег, мой брат, я не взяла трубку.
Я знала, что все заживет.
Только Коля не понимает этого. Он думает, что боль - это навсегда.
И Олег так думает.
А боль - это духи у мачехи.
Коля
Прихожу, а она ходит по комнате в одной ночнушке. На плече - синяк. Специально не прикрылась ничем, чтобы я видел. Я вижу. Говорю: 'Кофту набрось, холодно'. Она смотрит только растерянно. Красивая. Такие красивые бывают только вот такие, как она: с всклокоченными волосами, синяками под глазами, с губами, обкусанными до крови. Ни черта не понятно, почему так. И хочется на нее смотреть, и больно.