- И что, оклемались уже здесь?
Николай пожимает плечами:
- Судя по вросшим в лица маскам, вряд ли. Они их даже в столовке не снимают - запихивают еду прямо под марлю. Опасаются очередной инспекции от тёмного ангела…
- Ага. Теперь понимаю, почему они на меня так подозрительно косятся...
Как-то ночью я открываю глаза от того, что чувствую тяжесть чужого взгляда. И в неверном свете Луны вижу перед собой огромную крысу. Она, удобно устроившись на моей подушке, в упор смотрит мне прямо в глаза. Я начинаю шарить правой рукой, в поисках чего-нибудь потяжелее, и внезапно чувствую, как кто-то перехватывает меня за кисть. Ужас буквально пронзает раскалённой иглой. Б…!
- Не трогай Мица...
Оказывается, когда я в панике обшаривал всё вокруг себя, то случайно разбудил и Николая.
А крыса тем временем продолжает спокойненько так сидеть рядом, и не думая спасаться бегством. Её чёрные глазёнки неотрывно следят за мною, на тонких длинных усиках подрагивают маленькие капельки воды.
- Это наш подопечный, - поясняет своё вмешательство Николай, - живёт здесь в подвале. К нам заходит иногда пообщаться.
И чему я тут удивляюсь? Это же сумасшедший дом!
- Кыш! - брезгливо смахиваю крысу с подушки, поворачиваюсь на другой бок и пытаюсь заснуть.
- Что есть наша реальность? - неожиданно громко вопрошает карточный ас Александр, - Где её пределы? И как проложить туда верный курс?
Короткий спич местного философа вызывает ответную реакцию Николая:
- Это штурман Александр. Его «крыша» потекла, когда прокладывал курс между Фобосом и Деймосом на туристическом маршруте. Почему-то у него получалось, что у Марса три спутника. Два известных и один новый - невидимый. И он никак не мог рассчитать гравитационный манёвр между ними. Говорят, что даже его автопилот свихнулся, плутая по рассчитанному маршруту.
- Зачем мы бродим по жизни неприкаянно? Повторяя раз за разом установившийся курс от зарплаты до зарплаты. Как сойти с этого порочного рейса?
Мне рассуждения сумасшедшего штурмана не кажутся уж совсем безумными.
- Правда, потом выяснилось, что у штатной логарифмической линейки, по которой он вводил значения переменных в бортовой компьютер, неправильно нанесена насечка на шкале, - Николай некоторое время молчит и затем вздыхает, - Что поделать, заводской брак...
Штурман, толкнув речь, замирает в полной внутренних достоинств позе Цицерона, выступающего перед Сенатом.
Мы сидим втроём — я, Николай и крысы. Для грызуна из сумасшедшем дома она оказывается довольно сообразительной. Разве что говорить ещё не научилась. Правда, я для себя так и не определился — или это просто общая галлюцинация, визуализирующая местное коллективное бессознательное, или всё-таки божья тварь. И тот и другой вариант имеют равное право на существование. Так, невыразительный серый комочек шерсти вполне адекватно отображает наш общий умственный потенциал, бесконечно далёкий от блистательных высот пятого Сольвеевского сборища интеллектуалов. Но и в качестве обыкновенного грызуна, она никак не нарушает основополагающих принципов существования Вселенной — если есть в доме тёмный подвал, должна же там когда-то завестись и крыса. Хотя, вероятно таким странным дуализмом проявляет себя универсальный квантовый детерминизм, недоступный для понимания большинству местных психов.
- А что за стенами дома? - спрашиваю я, отвлекаясь от созерцания неба в клеточку.
- В смысле? - Николай бросает игрища с крысой.
Та, до того с неподдельным энтузиазмом гонявшаяся за бумажным журавликом, который бросал ей мой весёлый сосед, замирает.
- Ну, сколько я ни смотрю вовне, там постоянно одна и та же неизменная картина. Что, однако, наводит...
Николай тоже смотрит в окно. Долго стоит неподвижно, наверное ожидая каких-то изменений в унылой внешней картинке. Не дождавшись, пожимает плечами:
- Там же просто кирпичная стена. КАК? Как она должна по твоему меняться?
Я снова выглядываю наружу.
- Почему кирпичная?
- Ну, как же. Не видишь разве, что она в мелкую клеточку?