- Белла, я… - начала оправдываться подруга, но я не дала ей договорить.
- Не надо, я все поняла. Эммет мне помог, он замечательный.
- Да, хоть он бывает иногда полным придурком, но он классный, - согласилась Элис и рассмеялась.
Повисло молчание. Я стала ковырять торт, который только что поставила передо мной официантка, Элис же оглядывалась по сторонам вроде как с улыбкой на лице, но я понимала, что она либо пытается придумать нейтральную тему для разговора, либо собирается с духом.
- Прости, что не сказала тебе сразу, - наконец решилась она.
- Прости, что я плохая подруга, и за то, что завидую тебе.
И снова молчание. Может не всегда стоит быть такой искренней в своих высказываниях? Но именно это чувство накрыло меня с головой. У меня ведь никогда этого не будет. Ни любимого, ни ребенка, ни даже токсикоза, черт возьми. И вновь это отчаяние огромными черными лапами тащило меня к себе в темноту.
- Белла, я знаю, тебе просто нужно время.
- Да, время,- согласилась я с ней.
Время на что? Понять? Смирится? Начать жить дальше? Или просто дождаться своего часа?
Я так и не смогла попробовать свой десерт. Ни отсутствие аппетита, ни ком горле не помогали мне.
Мы еще немного посидели в неловком молчании. Рассчитались с милой официанткой и разошлись. Она в свой мир, полный счастья, любви, приятных волнительных ожиданий, а я в свой. В мир, где все думают, что я несчастная, одинокая, убитая горем и жалкая, но на самом деле это мир, в котором я счастлива…с Эдвардом. Наш с ним мир. Теперь у нас, возможно, была Бри. И я цеплялась за этот лучик жизни всеми своими оставшимися силами.
Глава 7.2.
Свет в комнате был погашен, и лишь пламя камина освещало теплым свечением уютное пространство первого этажа маленького домика в горах. Мы приехали сюда на выходные. Просто для того, чтобы побыть вдвоем. Отдохнуть и не о чем не думать. Хотя, признаюсь честно, это было трудно, ведь всего через три дня у него будет операция.
Эдвард все же уговорил врача, чтобы тот разрешил нам поехать в отпуск. Но так как море и солнце были под запретом, мы решили съездить на выходные в горы. Мы прилетели сюда утром, и целый день просто гуляли по заснеженной деревне, пили местный кофе и дышали свежим воздухом. Мы мало разговаривали, что было не свойственно для нас, каждый думал о своем, но уверенно, что ободном и том же. Мы вообще в последнее время мало общались. Я боялась задеть больные темы, которых сейчас было слишком много. Боялась нашего будущего. Но я старалась, старалась настроить себя на лучшее, и, сжимая крепче ладонь Эдварда во время нашей прогулки, пыталась передать свой настрой и ему. Он же тоже вел себя как-то отстраненно. Но я полагаю, это нормально, в нашей то ситуации.
Когда мы вернулись в наш небольшой двухэтажный деревянный дом, я сразу убежала греться под горячим душем, согласившись на порыв Эдварда самому придумать нам что-нибудь на ужин. Мне как всегда есть не хотелось, а он себя уж точно голодным не оставит. Радовало, что хоть у него аппетит не пропал.
И сейчас, с чуть лажными волосами, в большом для меня белом свитере Эдварда и в бежевых шерстенных гольфах я стояла на лестнице и искала глазами его.
Я заметила, что он уже принес нам ужин и устроил маленький пикник прямо на огромном белом ворсистом ковре перед огнем. Два бокала, вино, гранатовый сок – ему ведь сейчас нельзя пить спиртное - виноград, пара сэндвичей и пара кусочков шоколадного торта, что мы купили сегодня в местной кондитерской лавке.
Сам Эдвард стоял в одних джинсах спиной ко мне и смотрел сквозь стеклянную стену на заснеженный лес. Стараясь остаться незамеченной, я быстро спустилась и подошла к нему сзади. Он не оборачивался. А я боялась его побеспокоить, лишь целовала глазами каждую его родинку на спине, на лопате, на правом плече, в ямочке на пояснице. Мне хотелось посчитать их губами.
- Скажи, - прошептал он, но от неожиданности я испугалась немного. Я не знала, что он хочет слышать от меня, поэтому молчала. Не дождавшись моего ответа, он снова заговорил. – Скажи мне, что ты думаешь.
- Я хочу поцеловать твою родинку, - как дура, призналась я и почему-то слезы полились по моим щекам.
- И что тебя останавливает?
- Я не знаю.
- Честно, Белла. Я хочу, чтобы ты ответила мне честно.
- Я боюсь потревожить тебя.
Он глубоко вздохнул, но не обернулся. А слезы продолжали течь по моим щекам, будто им, наконец, дали волю. Серьезность его тона и намек на откровенный разговор пугали меня.
- Почему именно сейчас? Раньше тебя это не заботило. Я влюблен в Беллу, которая не боялась мне говорить то, что чувствует, делать то, что ей хочется. Что сейчас изменилось? – его голос был монотонный, но пропитанный горькой серьезностью.