«Там другое. Ты просто слишком старый, чел. Поверь в это».
«Я не верю».
«Тогда умри здесь, в Дерри. Невелика потеря».
Он надел высокие носки, единственные джинсы, которые привез с собой, майку, купленную в «Шёт шэк» в Бангоре. Ярко-оранжевую майку. С надписью на груди: «И ГДЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ДЕРРИ, ШТАТ МЭН?» Он сел на кровать Майка, которую последние ночи делил со своей теплой, но трупоподобной женой, и надел… кеды: их он тоже купил вчера в Бангоре.
Встал и вновь посмотрел на себя в зеркало. Увидел мужчину средних лет в мальчишеской одежде.
«Ты выглядишь нелепо».
«А какой подросток выглядит иначе»?
«Ты не подросток. Откажись от задуманного».
— Хрена с два, давай подпустим рок-н-ролла, — тихо сказал Билл и вышел из комнаты.
В снах, которые приснятся ему в последующие годы, из Дерри он будет всегда уходить в одиночестве, на закате солнца. Город пуст; в нем никого не осталось. Теологическая семинария и викторианские особняки на Западном Бродвее чернеют на фоне огненного неба: все закаты, которые он когда-либо видел, соединились в этом.
Он слышит свои шаги, эхом отражающиеся от бетона. Единственный другой звук — журчание воды, сливающейся в канализационные решетки…
Билл выкатил Сильвера на подъездную дорожку, поставил на подставку. Проверил шины. Нашел, что передняя в полном порядке, а задняя чуть мягковата. Взял велосипедный насос, купленный Майком, и подкачал ее. Поставив насос на место, проверил игральные карты и прищепки. Колеса при вращении по-прежнему издавали тот будоражащий треск автоматной очереди, который Билл помнил с детства. Отлично.
«Ты рехнулся».
«Возможно. Поглядим».
Он вновь вернулся в гараж. Взял масленку, смазал цепь и звездочку. Поднявшись, посмотрел на Сильвера, легко, осторожно нажал на грушу клаксона. Звук ему понравился. Билл кивнул и пошел в дом.
…и он вновь видит все эти здания нетронутыми, какими они были раньше: кирпичный форт начальной школы Дерри, Мост Поцелуев, изрисованный сложной вязью инициалов, оставленных влюбленными старшеклассниками, которые могли бы взорвать мир своей страстью, но, повзрослев, превращались в страховых агентов, и в продавцов автомобилей, и в официанток, и в парикмахерш; он видит статую Пола Баньяна, возвышающуюся на фоне кровавого неба, и покосившееся побеленное ограждение, которое тянется вдоль тротуара Канзас-стрит по краю Пустоши. Он видит их, какими они были, и они навсегда такими останутся в какой-то части его разума… и его сердце разрывается от любви и благоговения.
«Покидаем, покидаем Дерри, — думает он. — Мы покидаем Дерри, и, если какая-то история и была, это будут ее последние пять или шесть страниц; будь готов к тому, чтобы поставить эту историю на полку и забыть ее. Солнце садится, и нет никаких звуков, кроме моих шагов и журчания воды в дренажных тоннелях. Это пора…
Передача «Звоним за долларами» уступила место «Колесу фортуны». Одра послушно сидела перед телевизором, глаза не отрывались от экрана. Выражение лица и поза не изменились, когда Билл телевизор выключил.
— Одра. — Он подошел к ней, взял за руку. — Пошли.
Она не шевельнулась, ее рука лежала в его, теплый воск. Билл взял ее за другую руку, лежавшую на подлокотнике Майкова кресла, и поднял на ноги. Утром он одел ее примерно так же, как теперь оделся сам: джинсы «левис» и синяя блузка-безрукавка. И выглядела бы она прекрасно, если бы не пустой взгляд широко раскрытых глаз.
— По-ошли, — повторил Билл, и вывел ее через дверь на кухню Майка, а потом из дома. Она шла с готовностью… хотя свалилась бы со ступеней заднего крыльца на землю, но Билл обнял ее за талию и помог спуститься с лестницы.
Подвел к Сильверу, который стоял на подставке, залитый ярким солнечным светом. Одра остановилась у велосипеда, уставившись в стену гаража Майка.
— Садись, Одра.
Она не шевельнулась. Терпеливые усилия Билла привели к тому, что она перекинула длинную ногу через багажник, закрепленный над крылом заднего колеса Сильвера. Наконец встала так, что багажник оказался между ее ног, не касаясь промежности. Билл легонько надавил на макушку Одры, и она села.