Ей он тоже причинил боль — тем, что дал ей надежду. Позволил любить себя.
Кто ты, Билл Денбро? Человек, игрушка Оно, муж, возлюбленный…брат?
Билл посмотрел на свою окровавленную ладонь и с убийственной ясностью ума понял, что вот это — ВСЁ. У него нет больше лазеек. Нет оправданий. Нет ничего. Та Бевви, юная и прекрасная, умерла много лет назад, Одра тоже, и только его истинная боль и любовь пережила все его жизни, воскрешая и воскрешая человека, выбравшего свою судьбу много лет назад, в тот дождливый день, когда его младший братик выбежал под дождь навстречу смерти.
Как он сказал тогда Оно?
” — Ты выбрал не того ребёнка»
Но другой во всех смыслах ребёнок выбрал его — и не в этом ли была горькая ирония судьбы?
Билл вдруг понял, что для каждого существа наступает момент истины, рано или поздно, и что момент этот решает абсолютно всё. Страха не было. Была грусть, многовековая усталость и была нежность ко всем, кого он любил и знал.
Он больше не сомневался. Не боялся, что Неудачники не смогут отговорить Авери Диксона от его сомнительного «крестового похода» во славу Сияния.
Не боялся даже того, что Пеннивайз рассмеётся ему в лицо и навсегда забросит свою надоевшую игрушку в небытие.
Билл боялся только одного — что юное Оно его не поймёт и не примет.
***
Беверли не пряталась от него. Билл сразу нашёл её — на той самой полянке у обрыва, с которого все они детьми прыгали в Кендаскиг. И он поцеловал её — и целовал снова и снова, осушая катящиеся по её щекам слёзы.
— Билл, — Беверли подняла на него свои сияющие от слёз глаза, — Мы прощаемся навсегда?
— Что ты, Бев, — Билл обнял подругу, но его голос дрогнул. Имел ли он право снова обнадёживать девушку, зная, на что решился? — Не надо, не плачь.
— Если бы ты оставил мне ребёнка… — Беверли резко замолчала и побледнела.
Всегда помнить. Всегда видеть в сыне или дочери Билла Денбро. Вырастить его или её и снова потерять, потому что — как же она забыла?! Все дети вырастают, все, кроме одного. А этот один, точнее, это одно с лёгкостью воскресит потомка Денбро для себя, и он будет летать в Мёртвых Огоньках вечно.
— Прощай, Билл Денбро. — сказала Беверли, с усилием отступая на шаг. — Я люблю тебя.
— П -прощай, Беверли. — Билл нежно провёл пальцами по её щеке. — Прости меня за всё.
Он заставил себя смотреть, как она уходит — и с каждым её шагом в нём рвалось что — то очень важное и…человечное. Билл смотрел и смотрел на Беверли вслед до тех пор, пока её тоненькая фигурка не скрылась с глаз.
***
Бен не обернулся, когда Беверли подошла к нему и положила руки на его плечи.
— Бен! — позвала девочка, и Хэнском невольно почувствовал огромную благодарность за то, что она пришла к нему.
За то, что она вернулась.
— Иди ко мне, Бен. — Беверли развернула его лицом к себе и поцеловала — не так, как она только что целовала Билла Денбро. Этот поцелуй был не прощальным. Он был…жизнеутверждающим. В нём было «Да», и согласие, и любовь, и горькая нежность.
— Беверли, я буду ждать, я…
Бев закрыла Бену рот ладонью и снова поцеловала его — не как самка, принявшая служение самца.
Она поцеловала его с любовью, о которой Бен не мог даже мечтать, и на этот раз он принял её полностью, сделал её своей и только своей.
Беверли была полна его и своей любовью, и впервые за много — много лет ей захотелось жить — не игрушкой высших сил и инопланетных сущностей, а обыкновенной человеческой самкой, выбравшей себе…не самца, но спутника жизни.
Впервые мысли о своей любви к Биллу показались ей лёгкими.
— Я люблю тебя, Бен. — сказала Беверли.
И это была правда.
***
Неудачникам не нужно было собираться, чтобы обсудить происходящее. Они и так знали друг про друга всё. И, не смотря на то, что странная готовность непонятно к чему Большого Билла и отчаянная любовь Бена и Беверли смутили и озадачили всех, ребята были готовы — защищать Дерри от Авери Диксона, или защищать Авери Диксона от Дерри.
Одержимость этого мальчика своей виной пугала. Но если Эдди, Стэн, Ричи, Бен и Майк ещё сомневались в том, что Авери решится на убийство, Билл, Беверли и Джордж были уверены в этом настолько, что их вера переубедила в конце — концов всех Неудачников.
Почти никто из ребят не знал, как они будут останавливать мёртвого мальчика с силой Огней Оно. Мальчика — телепата, самого могущественного в своем роде, способного одним усилием мысли разнести оба Дерри — Старый и Новый.
Майк был уверен в силе Ночной Твари, которой он мог становиться, но не был уверен в том, что сможет убить десятилетнего ребёнка…в крайнем случае, конечно.
Ричи знал, что сможет заболтать мелкого пацана, и, в случае чего, выиграть всем время — в то, что Авери стал монстром с суперсилой, Ричи всё же поверить не смог. Он помнил, каким жутким монстром был младший братик Денбро, но никак не мог представить себе малыша Авери с изогнутыми и острыми, как рыболовные крючки, зубами и мерцающими серебряными глазами.
Эдди, как ни странно, боялся только за томминокера Грея. То, что с Дерри ничего ужасного не случится, он понимал интуитивно — был же, в конце — концов, Старший, была Самка — Мать. А вот Грей был наиболее уязвим во всей этой истории, и Эдди дал себе слово присматривать за ним, вызвав у Ричи почти справедливый (но глупый) приступ ревности.
Стэн вёл себя загадочнее всех. Он не спорил, не высказывал своё мнение и вообще почти не разговаривал. Майк заметил, что странный Свет, льющийся из глаз Стэна, стал ярче, но промолчал, зная друга — если Урис хочет, чтобы его оставили в покое, значит, так тому и быть.
Стэн понимал, что буквально избегает общества друзей и тем самым обижает их, но ничего поделать с этим не мог — он и так с трудом сдерживал себя, пытаясь не измениться, не поменять форму раньше, чем это будет необходимо.
Может быть, потом ничего уже не будет.
***
Самка — Мать молчала. Царица Крыс тревожно попискивала на Её плече, когда на её шерсть падали капли слёз, но Одра счастливо и нежно улыбалась, чем очень смущала разум Царицы — мало чуять, что Мать страдает. Как — то нужно было принимать и то, что Мать возлюбила и взлелеяла Своё страдание и была счастлива, и что это именно будущее давало Ей такую уверенность в том, что всё случившееся будет всем во благо.
Старший хмуро посматривал на Самку — Мать, но Его странное чувство, что — то вроде болезненной нежности к Ней, перебивало раздражение на детёныша, который опять заставил весь мир плясать вокруг своей малозначительной особи. Впрочем, Старшего очень развлекало всё, что вытворял Младший, и Он с удовольствием ждал, когда же дефектное отродье ошибётся так, что понадобится Его помощь. Предвкушать было желанно, и Древнее Оно с удовольствием думало о том, что Оно сделает с Младшим, сколько раз и в какой последовательности.
Это было очень приятное занятие, заглушающее даже Голод.
***
Видеть Пеннивайза рядом с Авери было невыносимо.
Джорджи давно уже проклял своё терпение, свою чуткость и братскую любовь к Биллу. Да, он сам виноват — надо было всегда действовать, как тогда, в Лондоне, когда Пенька целиком и полностью принадлежал только ему, и когда сердце его спокойно билось, а не сжималось в предчувствии того, что старший брат найдёт их и юное Оно с радостным воплем кинется ему на шею, забыв о нем, Джорджи.
Ну и как ему жить, если ему нужен только чёртов «мистер Грей»? Дайна была бы, пожалуй, идеальной подругой…но Джорджи знал, что это был бы обман и с его, и с её стороны. Она думала только о Туми, о том, что сделала с ним. Главный Лангольер Дайна вместо юного Оно?
Мальчик засмеялся, и смеялся долго, до слёз и боли в животе.
Он ведь всего лишь выбежал в дождь за корабликом, обыкновенный американский мальчик, которому везло в жизни — старший брат не очень часто бил его, мать и отец его обожали, да и полиомелит его пощадил — и всё ради того, чтобы он умер от болевого шока в грязной канаве, а потом стал чудовищем с серебряными глазами, до смерти влюблённого в своего убийцу.