Билл подумал, что больнее ему уже не может быть.
Древнее Оно превзошло самого себя, вынув у него сердце и убив, не трогая ни волоска на голове ненавистного Денбро, своего лучшего врага.
Джорджи обнял брата, когда Билл спрятал лицо в ладонях. Подросток так измучился от ожидания беды и жестокости Старшего, что даже не стал скрывать слез, хотя всегда старался не показывать своей слабости младшему брату и детенышам Оно.
Джорджи с надеждой посмотрел на дверь… но чуда не случилось. Они остались одни.
***
(Неделю спустя)
За дверью запищали котята.
- В-выследи этого гребаного шутника, Д-джорджи, - устало попросил Билл, помешивая ложкой суп в кастрюле. - Можешь его сожрать. И принеси котят, напою молоком.
Джорджи вышел, и Билл услышал странные звуки, словно котята заживо пожирали его брата – а может, Джорджи поймал, наконец, идиота, таскающего котят на порог их дома?
Выключив плиту, Билл взялся за ручку двери, чтобы выйти, и полетел на пол, сбитый двухметровой тушкой Младшего, который с восторженным воплем кинулся облизывать своего обожаемого человека.
Отбиваясь от юного Оно и пытаясь увернуться от его длинного языка, заливающего подростка слюной, Билл увидел нечто, показавшееся ему бредом – никаких котят не было, а Джорджи лежал на ступеньках, придавленный телами детёнышей Оно, и, смеясь, пытался обнять всех сразу.
Увидев, чем занимается Пеннивайз, детеныши застыли от изумления – как же им в голову не пришло делать так же?!
А потом Биллу стало не до брата, потому что детёныши облепили его и щедро полили слюной, вылизывая с ног до головы. Это было ужасно, липко и мерзко, Билла стошнило от нервного напряжения и отвращения, но он тут же счастливо засмеялся, и смеялся до тех пор, пока юные Оно не отпустили его.
- П-почему вы вернулись? – подростка скрутил очередной спазм тошноты. Слюна Оно натекла даже в ботинки и теперь мерзко хлюпала там, вызывая у Билла рвотные позывы. – Ваш С-Старший знает, где вы?
- Ну-у… мы скучали по твоему супу с алюминием. – Грей (или Пенни?) подошел к плите, поднял крышку и понюхал содержимое кастрюли, блаженно зажмурившись. – Алюминий с тварой!
- С «травой», – поправил его Пенни (или Грей). - И ты не дочитал нам про Крейга, – близнец, урча, запустил длинный язык в ухо Биллу, и подростка снова едва не стошнило.
- Ты иногда такой же дурак, как Пенька, Биилли. – третий близнец сгреб Джорджи в объятия и попытался не разорваться, одновременно обнимая его и Билла.
Денбро растерянно подумал, что это Роберт, пока Пенни сердито не укусил сородича за ногу.
- Сам ты дурак, Грей!!
- Я имел в виду Младшего, - пояснил близнец. – Ты не такой дурак, как Пенька, Пенни, ты немножечко поумнее.
Пеннивайз взревел от обиды, оставил замученного Билла и кинулся на Грея. Близнецы немедленно вцепились в него, радостно вопя и сверкая глазами.
Джорджи кинулся всех разнимать, изнемогая от смеха, а Билл, вытирая мокрое лицо и волосы таким же мокрым рукавом, почувствовал, что холодная рука, сжимавшая его сердце все это время, исчезла.
Все потерянные мальчики Питера Пэна вернулись.
***
Старший блаженно вытянул конечности в своем Логове, любуясь парящими над башней детьми. Он был доволен и горд собой – идея Спеть еще детёнышей оказалась успешной, цикл Сна не пропущен, а мальчишки Денбро вымотаны донельзя, и привязаны к детенышам, следовательно, вреда им уже не причинят.
Пожалуй, беседы с Черепахой не такая уж и далекая мечта, подумало довольное Оно.
Комментарий к “Питер Пэн” Билл Денбро, и потерянные детёныши Оно.
* Билл читает детенышам Оно книгу Стивена Кинга “Лангольеры”.
========== Осторожно, мечты сбываются. ==========
Черепаха думал об Оно.
Такое огромное существо, порождающее Галактики и Вселенные, существование Оно не должно было тревожить и вызывать сны – странные, ни на что ранее не похожие сны. Но сны были, и они тревожили Черепаху, а любой дискомфорт в Его сознании отражался на миллионах миров – как уже сотворенных, юных и древних, так и на еще не сотворенных, но уже готовых начать свое существование.
Оно тянулось к разуму Черепахи, вожделело этот разум, мечтало бросить Его в Мёртвые Огни и насытиться, мечтало стать единым со своим создателем. Черепаха знал все это. Но знал Он и то, чего не знало о себе Оно – не только желание победить и уничтожить притягивало древнее Оно и побуждало Его к встрече.
Земля, этот странный, хаотичный мир, населенный людьми, которые когда – то умели одним словом заставить горы сдвинуться с места, а сейчас пожирали и губили сами себя. Людьми, которые проявляли чудеса жестокости, но и умели любить так, как никто ни в одной Вселенной.
Эта Земля меняла Оно в течение веков, вторгалась в Его сны, становилась Его сутью, и наделила Оно чувствами.
Могло ли самое эгоистичное создание во всех мирах любить?
Черепаха слушал искорку жизни Джорджи Денбро, мальчика из города Дерри, штат Мэн. Слушал Джорджа, чувствовал горячую любовь, которая сделала из его клона – вампира почти настоящего человека, пытался смотреть на происходящее глазами не Создателя, а смертного мальчика, и в мысли Его закрадывалось сомнение – а так ли правильно было не вмешиваться в ход событий одного из сотворенных миров?
Черепаха почти никогда не вмешивался в ход событий, даже если последствия огорчали Его. Никогда не пытался повлиять на ход истории, даже если миру грозила гибель, и одно Его движение могло все исправить.
Свобода.
То, что хотели все новорожденные миры. То, чего желали все юные создания во всех Вселенных – абсолютная, безграничная свобода. Черепаха дал свободу всем – и это право всех существ, планет и миров во всех Вселенных сделало несвободным Его, Всемогущего Создателя.
Наблюдать, как дети твоего разума убивают себя и губят свою же планету, и не вмешиваться.
Слышать мольбы о том, что Ты должен прекратить все, прекратить и насильно изменить все к лучшему, исправить все, что мы испортили, и опекать нас до конца времён – и не вмешиваться, потому что первыми были не мольбы об ошейнике, а Песнь о свободе.
Желать вмешаться, указать на ошибки, исправить, пока еще не поздно, пока время не ушло – и не вмешиваться, сдерживая себя и ограничивая, потому что Создатель должен держать своё Слово, и не может отобрать дар, когда – то с великой любовью и ликованием принятый всеми созданиями во всех Вселенных. Не может отобрать свободу, даже если её швыряют Ему в лицо с проклятиями и малодушными причитаниями о жажде ошейника и неволи.
Уничтожить Оно, самое прекрасное создание во всех мирах, воплощение Мёртвых Огней, Смерть, которая умела …любить и творить?
Черепаха не мог уничтожить Оно.
Быть ответственным за то, что ты создал, беречь саму суть Ничего, Смерти и сияния Мёртвых Огней – настолько ужасного и прекрасного сияния, что ни один разум не выдерживал даже минуты его созерцания. Беречь и любить.
Черепаха слышал, что Оно зовет Его. И когда желание Оно стало таким сильным, что перебило даже мысли Его о Голоде, Черепаха оставил свой панцирь и явил себя Оно.
***
Когда Черепаха явил себя в Логове, древнее Оно не удивилось и не обрадовалось – Старший так сильно желал этой встречи, что теперь испытывал только злобу и ненависть к существу, заставившему себя ждать, а не явившемуся сразу же. Оно ненавидело терпеть и ждать, и с трудом душило в себе желание накинуться на Черепаху и поглотить Его суть.
Телесная оболочка только мешала – Оно стало самим собой, Мёртвыми Огнями, окруженными энергией, и красота Его в который раз заставила Черепаху восхититься таким совершенным Величием и Исключительностью. Ведь существ, подобных Оно, не было и не будет ни в одной из Вселенных.
Оно тоже видело Огни – Живые, похожие на Живой Огонёк Билла Денбро, Его щедрый подарок Младшему.
Живые Огни вызывали в Оно желание погасить их, сделать не такими нестерпимо живыми и манящими, и Оно двинулось к Черепахе. То, что Оно было еще слабым для вызова такому могущественному созданию, то, что Его Голод еще не был утолен даже для существования на Земле, то, что Сила Черепахи во много раз превосходила пока Его силу – все это не имело уже никакого значения. Оно двинулось к Живым Огням, и Огни двинулись навстречу Оно.