— Что ты сказала? — тихо спросил он.
— Я сказала: сейчас, папа.
Взгляд его на мгновение задержался на ней, затем газета снова раскрылась, и Беверли поспешила к холодильнику доставать фарш.
Она тщательно приготовила ему пышный гамбургер. Эл принялся за него, не отрываясь от спортивной страницы, а Беверли стала собирать ему на работу еду: пару сэндвичей с ореховым маслом, большой кусок торта, который мать накануне принесла из ресторана, термос горячего кофе с огромным количеством сахара.
— Скажи матери: я велел навести чистоту в доме, — объявил отец, беря сумку с провизией. — Посмотри, не квартира, а свинарник какой-то. Черт побери! Весь день убираешь всякую грязь в больнице, приходишь домой, а тут как в хлеву. Приберись. Запомнила, Беверли?
— Хорошо, приберусь, папа.
Он поцеловал ее в щеку, грубо обнял на прощание и вышел. Как обычно, Беверли направилась в свою комнату и стала смотреть в окно, провожая отца взглядом. Когда отец завернул за угол, она, как всегда, почувствовала в душе облегчение… и тотчас вознегодовала на себя.
Бев помыла посуду, потом взяла книгу и вышла на улицу почитать на ступеньках крыльца. Из соседнего дома показался Ларс Тараминиус с длинными белокурыми волосами, которые, казалось, излучали свет. Он показал Беверли свой новый грузовик и ссадины на коленях. Но тут ее окликнула мама.
Они сменили постельное белье, помыли полы, натерли воском линолеум в кухне. Мама вымыла пол в ванной, за что Беверли была ей бесконечно благодарна. Эльфрида Марш была невысокого роста, с седеющими волосами и мрачным взглядом. Морщины на ее лице говорили о том, что ее жизнь не усыпана розами и что Эльфрида не ждет от ближайшего будущего ничего хорошего.
— Ты не помоешь окна в гостиной? Хорошо, Беверли? — попросила она, вернувшись на кухню. Она успела переодеться и была в форме официантки. — Я должна сегодня поехать в Бангор в больницу Святого Иакова навестить Черил Таррент. Вчера вечером она сломала ногу.
— Хорошо, помою, — ответила Беверли. — А что случилось с миссис Таррент? Упала, что ли?
Черил Таррент работала с Эльфридой в одном ресторане.
— Ехала со своим олухом мужем в неисправной машине, — мрачно ответила мать. — У него был запой. Ты должна еженощно благодарить Бога, Беверли, что отец у тебя непьющий.
— Я благодарю. Каждый день, — проговорила Бев. Она действительно благодарила.
— Теперь, наверное, она потеряет работу, и он тоже вылетит. — В голосе Эльфриды зазвучали мрачные нотки. — Теперь придется им, видно, жить в богадельне.
Ничего хуже этого Эльфрида Марш не могла себе представить. Потерять ребенка или узнать, что у тебя неизлечимый рак, в сравнении с богадельней казалось пустяком. Можно быть бедным, можно всю жизнь перебиваться от получки до получки. Но последней ступенью падения, хуже нищеты, была богадельня. Эльфрида знала, что Черил Таррент, очевидно, ожидает эта участь.
— Вымоешь окна, вынесешь помойное ведро — можешь пойти погулять немного, если хочешь. Отец сегодня вечером пойдет в клуб, в кегли играть, так что ужин готовить ему не надо. Но смотри возвращайся засветло. Сама знаешь почему.
— Хорошо, мама.
— Господи, как ты быстро растешь, — заметила Эльфрида. Она на мгновение задержала взгляд на выступающих под свитером грудях дочери. Любящий, но в то же время безжалостный взгляд. — Не знаю, что буду делать, когда ты выйдешь замуж и переедешь в другой дом.
— Я буду жить с вами целую вечность, — с улыбкой ответила Беверли.
Мать порывисто привлекла ее к себе и поцеловала в уголки рта теплыми сухими губами.
— Брось, не загадывай. Я-то знаю, — сказала она. — Как я люблю тебя, Беверли!
— Я тоже тебя люблю, мама.
— Помоешь окна и смотри, чтобы не было разводов, — наказала мать, взяла свою сумочку и направилась к двери. — Если останутся разводы, отец с тебя шкуру спустит.
— Я постараюсь.
Когда мать уже открыла дверь, собираясь выйти из квартиры, Бев спросила у нее небрежно, во всяком случае, она очень надеялась, что это прозвучало именно так:
— Мама, ты в ванной ничего не видела странного?
Эльфрида оглянулась на нее и нахмурилась.
— Странного?
— Да, вчера вечером я видела паука. Он выполз из отверстия в раковине. Разве папа тебе ничего не сказал?
— Ты что, вчера вечером рассердила отца, Беви?
— Нет. Скажешь тоже. Я рассказала ему, что из раковины выполз паук и напугал меня, а папа говорил, что когда-то в школе они находили в унитазах дохлых крыс. Он тебе про паука ничего не говорил?
— Нет.
— А, ну ладно. Неважно. Я просто подумала: может, ты видела.
— Не видела я никакого паука. Эх, хорошо бы достать где-нибудь денег, купить бы немного линолеума, покрыть пол в ванной. — Эльфрида посмотрела на небо: оно было синим, безоблачным. — Говорят, если убьешь паука — к дождю. Ты, надеюсь, его не убила?
— Нет, не волнуйся, — ответила Беверли.
Мать снова смерила ее взглядом, губы у нее сжались так плотно, что почти исчезли.
— Так ты правда вчера не рассердила отца?
— Правда.
— Беверли, он тебя хоть раз тронул?
— Что? — переспросила Бев и в полном недоумении посмотрела на мать. Отец трогал ее каждый день. — Я что-то не поняла тебя.
— Ну и ладно, — коротко ответила Эльфрида. — Не забудь про мусорное ведро. А будут на стеклах разводы, не только отец, но и я с тебя шкуру спущу.
— Не будет их. Я…
(он когда-нибудь тебя тронул?)
— …не забуду.
— И засветло чтоб была дома.
— Ладно.
(он очень)
(беспокоится, переживает).
Эльфрида ушла на работу. Беверли снова отправилась в свою комнату и стала смотреть вслед матери, пока она не скрылась за углом дома. Затем, удостоверившись, что мать проследовала к автобусной остановке, Беверли взяла ведро, моющее средство «Виндекс» и тряпки из-под раковины. Она прошла в гостиную и принялась за окна. В квартире было тихо. Всякий раз, когда поскрипывал пол или хлопала у соседей дверь, Беверли вздрагивала. Когда у Болтонов, что жили этажом выше, зашумела вода в унитазном бачке, Беверли ахнула и чуть не вскрикнула.
Она то и дело поглядывала на закрытую дверь ванной.
Наконец Бев подошла, потянула дверь на себя и ступила за порог ванной. Утром мама здесь убиралась, и почти вся кровь, которая натекла под раковину, была отмыта. Не было ее и по краям раковины. Зато в самой раковине виднелись темно-красные разводы, на зеркале и на обоях тоже остались пятна засохшей крови.
Беверли посмотрела на свое бледное отражение и с суеверным ужасом подумала, что из-за кровавых пятен на зеркале кажется, будто ее лицо истекает кровью. «Что мне делать? Неужели я сошла сума? Может, это чудится?»
В трубе послышалось какое-то фырканье и сдавленный смех.
Беверли закричала, выбежала, захлопнула дверь. Через пять минут дрожь у нее все не унималась. Протирая стекла в гостиной, Бев едва не разбила бутылку «Виндекса».
5
Было около трех часов пополудни, когда, заперев квартиру и положив ключ в карман джинсов, Беверли Марш случайно оказалась в узком переулке между Мейн-стрит и Сентер-стрит. Там она увидела Бена Хэнскома, Эдди Каспбрака и незнакомого парня Брэдли Донована. Ребята играли в буру.
— Привет, Бев! — сказал Эдди. — Ну что, не снились тебе кошмары после тех фильмов?
— Не снились, — ответила Бев и присела на корточки посмотреть игру. — А ты откуда про кино знаешь?
— Мне Хейстек сказал. — И Эдди показал большим пальцем на Бена, который непонятно почему, подумала Бев, зарделся как маков цвет.
— Что за кино? — прошепелявил Брэдли, и Беверли узнала его. Неделю назад он приходил на Пустыри с Биллом Денбро. Они с Биллом занимались у одного логопеда в Бангоре. Беверли за это время ни разу не вспоминала про Брэдли. Если бы ее спросили про него, она, вероятно, сказала бы, что по сравнению с Беном и Эдди он так себе, ни то ни се, посредственность, пустое место.
— Так. Про двух монстров, — проговорила она и быстро протиснулась между Беном и Эдди. — Ты бросаешь?
— Я, — сказал Бен, посмотрел на нее и тотчас отвернулся.
— Кто выигрывает?
— Эдди, — отвечал Бен. — Эдди у нас мастер.