Она три раза осторожно чихнула, прикрывая рот руками.
Она решила, что теперь ей самое время исчезнуть. Наилучшим способом сделать это было перелезть на сиденье водителя, выбраться обратно в узкий проход между машинами и убежать. Бев думала, что ей удастся это сделать, но от страха не могла решиться выполнить свой план. Здесь, в машине, ей было не так страшно. Кроме того, если двое уже ушли, то, может быть, Генри с Патриком тоже скоро уйдут, и она сможет пойти в штаб. Ей уже не хотелось упражняться в меткости.
Кроме того, ей очень хотелось по-маленькому.
Давайте, -подумала она. – Давайте, поторопитесь и уходите, ну пожааалуйста!
Минуту спустя она услышала крик Хокстеттера, в котором одновременно звучали смех и боль.
– Шесть футов! – завопил Генри. – Как паяльная лампа! Ей-богу!
Потом стало тихо. По ее спине бежали струйки пота. Солнце светило ей в шею. Мочевой пузырь, казалось, готов был лопнуть.
Генри завопил так громко, что Беверли, которая едва не заснула, несмотря на то, что ей было так плохо и неудобно, чуть не закричала сама.
– Черт возьми, Хокстеттер! Ты же подпалил мне задницу! Что ты делаешь там с этой зажигалкой?
– Десять футов, – захихикал Патрик (при этом звуке Бев стало так же противно, как если бы она увидела, что у нее в тарелке извивается червяк). – Десять футов, дюйм в дюйм, Генри. Ослепительное пламя. Десять футов, дюйм в дюйм! Провалиться мне на этом месте!
– Дай-ка сюда, – буркнул ему Генри. Давайте, уходите поскорей, дураки паршивые!Патрик заговорил снова, на этот раз так тихо, что любой слабый порыв ветра заглушил бы его голос.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Патрик.
– Что?
– Просто кое-что. Это очень приятно.
– Что? – повторил Генри.
Наступила тишина.
Я не хочу смотреть, не хочу смотреть, что они там делают, да и они могут заметить меня, и обязательно заметят, тебе и так сегодня слишком много везло. Поэтому не двигайся. Не подсматривай...
Но любопытство оказалось сильней здравого смысла. В этой тишине было что-то необычное и даже пугающее. Она начала медленно поднимать голову до тех пор, пока перед ней не оказалось покрытое трещинами грязное лобовое стекло «форда». Она была в безопасности: оба мальчика полностью отключились от действительности. Патрик делал что-то непонятное ей, но она почувствовала, что то, что он делает, не может быть хорошим, слишком уж странный этот Хокстеттер.
Патрик держал одну руку между ног у Генри, а вторую – между своих ног. Одной рукой он осторожно касался этой штуки Генри, другой рукой сжимал свою собственную. Он даже не сжимал ее, а как-то мял, теребил и периодически выпускал.
Что он делает? -уныло подумала Беверли.
Этого она точно не знала, но внутри нее неуклонно нарастало беспокойство. Она уже давно не была так взволнованна – с тех пор, как из отверстия в ее ванне хлынула кровь. Что-то говорило ей, что если они увидят ее, то не просто поколотят, а, может быть, даже убьют.
И все же она не могла отвести от них глаз.
У Патрика эта штука стала немного длиннее, но все еще безвольно свисала вниз, как змея без позвоночника. У Генри она, напротив, значительно увеличилась в размерах, поднялась вверх и стала казаться очень твердой. Патрик двигал рукой вверх и вниз, иногда сдавливал ее, а иногда осторожно поглаживал странный тяжелый мешочек под этой штукой.
Это его шарики, -подумала Беверли. – Неужели мальчики все время с ними ходят? Господи, я бы сошла от этого с ума!
Тогда ей пришло в голову, что такие есть и у Билла. Ей представилось, что она стоит рядом с ним, держит их в руке, ощущая в своей руке их тяжесть.., и ее лицо снова залилось краской стыда.
Генри, как загипнотизированный, смотрел на руку Патрика. Его зажигалка лежала на большом камне, блестя в ярких лучах полуденного солнца.
– Хочешь, я возьму его в рот, – Патрик улыбнулся, скривив свои полные губы.
– Что? – Генри словно очнулся от глубокого сна.
– Если хочешь, я возьму его в рот. Мне не про... Генри резко выбросил вперед руку и ударил Патрика по лицу. Тот повалился на гравий. Беверли снова присела, в ее груди заколотилось сердце, сжав зубы, она сдержала стон. Генри повернулся в ее сторону, и ей, сжавшейся в комочек рядом с пассажирским сиденьем внутри старой ржавой развалюхи, показалось, что он увидел ее.