Все это освободило его чувства, но не разум. Рассказ о хлебе, который превратил воду в унитазе в кровь, беспокоил его, глодал его, даже заставил его потерять сон. Однажды ночью ему пришло в голову, что, чтобы навсегда разделаться с этим, ему самому нужно взять кусочек хлеба, бросить его в унитаз и посмотреть, что произойдет.
Но такой эксперимент был за пределами его мужества, его рациональный ум не мог устоять против зловещего образа крови, растворяющего в воде облако обвинения и потенциального проклятия. Он не мог устоять против магического заклинания-талисмана: Придите и ешьте плоть Мою и кровь Мою, что Я пролил за вас.Нет, он никогда бы не сделал этого эксперимента.
– Я думаю, все религии странные – сказал теперь Эдди. Но сильные, -добавлял его разум, – почти волшебные.., или это БОГОХУЛЬСТВО? Он начал думать о том, что видел на Нейболт-стрит, и в первый раз он увидел безумную параллель – Оборотень в конце концов вышел из унитаза.
– Слушайте, мне кажется, все спят, – сказал Ричи, небрежно бросая стаканчик от мороженого в водосток. – Вы когда-нибудь видели такую тишину? Что, все ушли в Бар-Харбор на целый день?
– Ппппривет, пппарни! – крикнул сзади Билл Денбро. – Пппподождите!
Эдди обернулся, удивленный, что услышал голос Большого Билла. Он катил на Сильвере из-за угла Костелло-Авеню, обгоняя Майка, хотя «Швинн» Майка был почти новой марки.
– Эй, Сильвер, ДАВАЙЙЙЙЙ! -кричал Билл. Он катил к ним, делая наверное, двадцать миль в час; трещали спицы и скрипели шины. Затем он нажал на педали и с расстановкой затормозил.
– Заика Билл! – сказал Ричи. – Как дела, парень? Послушай, как ты, как ты, парень?
– Порядок! – сказал Билл. – Видели Бена или Беверли? Подъехал Майк и присоединился к ним. Пот капельками застыл на его лице.
– Как быстро твой велик идет, а? Билл засмеялся.
– Я не знаю точно. Довольно бббыстро.
– Я их не видел, – сказал Ричи. – Они, может, где-нибудь болтаются. Поют дуэтом. «Ш-бум, ш-бум.., ай-да-да-да-да.., ты какой-то мечтательный, дорогой».
Стэн У рис засвистел.
– Он просто ревнует, – сказал Ричи Майку. – Евреи не умеют петь.
«Бу-бу-бу...»
– Би-би, Ричи, – сказал ему Майк, и они все засмеялись. Они снова направлялись в Барренс, Майк с Биллом толкали свои велосипеды. Разговор сначала был живой, затем замедлился. Взглянув на Билла, Эдди увидел беспокойство на его лице и подумал, что это беспокойство переходит к нему. Он знал, что Ричи пошутил, но на самом деле казалось, что все в Дерри уехали в Бар-Харбор на целый день.., или еще куда-то. На улице не двигалось ни одной машины, не было ни одной пожилой женщины, толкающей тележку, наполненную бакалеей, к себе домой.
– Определенно тихо, а? – решился Эдди, но Билл только кивнул. Они перешли на другую сторону Канзас-стрит, к Барренсу, и там они увидели Бена и Беверли, бегущих к ним с криками. Эдди был шокирован видом Беверли, обычно такая чистая и аккуратная, волосы всегда вымыты и завязаны сзади в конский хвост. Теперь она в каких-то полосах грязи, глаза дикие. На щеке была царапина. Джинсы покрыты коркой какой-то мерзости, блузка порвана.
Бен бежал позади нее, задыхаясь, живот его колыхался.
– Нельзя идти в Барренс, – задыхалась Беверли. – Парни... Генри... Виктор... Они где-то там.., нож.., у него нож...
– Ппппомедленнее, – сказал Билл, как-то без усилий, бессознательно принимая на себя право принимать решения. Он внимательно посмотрел на Вена, когда он подбежал, его щеки ярко пылали, огромная грудь вздымалась.
– Она говорит, что Генри сошел с ума. Большой Билл, – сказал Бен.
– Черт, ты думаешь, что он был ненормальным? -спросил Ричи и сплюнул между зубами.
– Заткнись, Ррричи, – велел он. Рука Эдди полезла в карман и дотронулась до ингалятора. Он не знал, что все это значит, но уже знал, что это чертовски плохо.
Заставляя себя говорить как можно спокойнее, Беверли удалось подать отредактированный вариант рассказа – вариант, который она начала с того, как Генри, Виктор и Белч схватили ее на улице. Она не рассказала им об отце – этого она отчаянно стыдилась.
Когда она закончила, Билл минуту стоял в молчании, с руками в карманах, подбородок опущен, руль Сильвера упирался в грудь. Другие ждали, бросая быстрые взгляды на перила, которые шли вдоль края Канзас-стрит. Билл долго думал, и никто не прерывал его. Эдди осознал, что это, может быть, конец, осознал вдруг и без усилий. Ведь это чувствовалось в дневной тишине, правда? Чувство, что весь город взял и съехал, оставив после себя только пустые оболочки зданий.