– Конечно. Но мы должны идти прямо сейчас.
– Куда?
– Ты должен знать, – сказала Беверли мягко. – Ты убил Его.
И ты узнаешь, Билл.
Он поднял Одру, как поднимал Ричи, и вернулся к остальным. Ощущение того, что она у него на руках, не успокаивало и мучило, потому что она была как дышащая восковая кукла.
– Куда идти, Билл? – спросил Бен.
– Я ннне...
(ты знаешь, ты убил Его, и ты узнаешь) – Ладно, пойдемте, – сказал Билл. – Посмотрим, сможем ли мы найти дорогу назад. Беверли, возьми это, – и он отдал ей спички.
– А как с Эдди? – спросила она. – Мы должны вынести его.
– Кккак это ссделать? – спросил Билл. – Беверли, это место разрушается.
– Мы должны вынести его отсюда, парни, – сказал Ричи.
– Давай, Бен.
Они вдвоем умудрились поднять тело Эдди. Беверли осветила им путь к волшебной дверце. Билл пронес Одру, осторожно подняв ее с пола. Ричи и Бен вынесли Эдди.
– Положите его, – сказала Беверли, – он может остаться здесь.
– Здесь слишком темно, – всхлипнул Ричи. – Ты знаешь.., слишком темно... Эд.., он...
– Нет, все в порядке, – сказал Бен. – Может быть, здесь он и должен остаться. Я думаю, это так.
Они положили Эдди, и Ричи поцеловал его в щеку. Потом он слепо посмотрел на Бена.
– Ты уверен?
– Да. Пошли, Ричи.
Ричи встал и повернулся к двери.
– Проклятая сука! -внезапно крикнул он и пнул ногой в дверь. Дверь захлопнулась со звуком чак.
– Зачем ты это сделал? – спросила Беверли.
– Не знаю, – сказал Ричи, но он знал. Он посмотрел на дверь через плечо, пока горела спичка, которую держала Беверли.
– Билл, отметка на двери...
– Что с ней? – спросил Билл. Ричи сказал:
– Она исчезла.
5
Дерри, 10.30 утра
Стеклянный коридор, соединяющий взрослую библиотеку с детской, неожиданно взорвался одной ослепительной вспышкой света. Стекло разлетелось в виде зонтика, распадаясь от напряжения, покрывая деревья, которыми была засажена площадка около библиотеки. От такого сильного удара могли быть и раненые и убитые, но там никого не было – ни внутри, ни снаружи. В этот день библиотека вообще не открывалась. Туннель, которым так восхищался Бен, когда был мальчишкой, никогда больше не восстановится: в Дерри и так было столько разрушений, и казалось, что проще оставить библиотеки в отдельных зданиях. И через какое-то время никто в Городском Совете даже не мог вспомнить, для чего нужен был этот стеклянный коридор. Возможно, только Бен мог бы действительно рассказать им, как это было, когда стоишь спокойным зимним вечером, из носа течет, руки в варежках немеют от мороза, и смотришь, как люди ходят взад и вперед внутри, проходя сквозь зиму без пальто, окруженные светом. Он мог бы рассказать им...но вряд ли это было то, о чем разговаривают и что обсуждают на Городском Совете, – как ты стоял в темноте и учился любить свет. Вот как это могло быть, факты были таковы: стеклянный коридор взорвался без видимых причин, никто не пострадал (что само по себе было счастьем, потому что от этого утреннего урагана было 67 убитых и больше трехсот двадцати раненых), и он никогда не был восстановлен. После 31 мая 1985 года, если вы хотели перейти из детской библиотеки во взрослую, вам нужно было выйти на улицу, а если было холодно или шел дождь, или снег, приходилось надевать пальто.
6
Выход, 10.54 утра, 31 мая 1985 года
– Подождите, – попросил Билл. – Дайте мне подумать.., отдохните.
– Давай я тебе помогу нести ее, – снова сказал Ричи. Они оставили Эдди в логовище Его, и никто не хотел об этом говорить. Но Эдди был мертв, а Одра все еще жива, по крайней мере, физически.
– Я сам, – сказал Билл, едва переводя дыхание.
– Идиот. Заработаешь себе сердечный приступ. Давай я помогу, Большой Билл.
– Как твоя гголова?
– Болит, – сказал Ричи. – Не уходи от разговора. С облегчением Билл отдал ее Ричи. Могло быть и хуже. Одра была высокой, и нормальный ее вес был 180 фунтов. Но роль, которую она должна была играть в «Комнате на чердаке», роль молодой женщины, ставшей заложницей психа, считавшего себя политическим террористом, предполагала, что Фрэдди Файерстоун сначала снимет все эпизоды на чердаке. Поэтому Одра села на строгую диету: вареное мясо птицы, прессованный творог, рыба – и потеряла 20 фунтов. Но все-таки после такой прогулки в темноте с Одрой на руках (полмили или три четверти мили, кто знает) ее сто двадцать фунтов показались двумястами.