Это теперь смешно, а тогда — мне казалось, что обезумевшая толпа раздавит меня. Меня пихали, толкали, волочили, шпыняли; на меня наступили столько раз, что на следующий день спина стала сплошным синяком, и я не мог полностью разогнуться. Я кричал, но вряд ли кто-либо в этой толкотне меня слышал…
А спас меня Трев. Я вдруг увидел, как ко мне тянется темнокожая рука, и уцепился за нее как утопающий за соломинку. Я уцепился, а он вытягивал меня из потока, пытаясь поставить на ноги. И в этот момент чья-то нога угодила мне в шею…
Он дотронулся и помассировал ее — справа, ближе к уху. Я кивнул.
— …и я даже потерял сознание — на минуту, не больше. Но руки Трева не выпустил, и он не бросил меня. Наконец мне удалось прислониться к стене, и в это время перегородка между кухней и холлом с треском упала, и огонь загулял по залу. С кухни вырывались языки пламени, и люди в испуге шарахались в сторону. Некоторым это удавалось. Но не всем. Одного из наших парней — мне показалось, что это Горт Сарторис — горящая перегородка придавила к полу. Еще мгновение его рука из-под дымящейся, раскаленной перегородки двигалась вверх-вниз, как бы взывая о помощи, потом я потерял ее из виду… Белая девушка, не старше двадцати лет, вскрикнула, пробегая мимо: на ней загорелось платье. С ней был парень-студент, и я слышал, как она молила его помочь. Но он лишь дважды взмахнул рукой, попытавшись сбить пламя, и бросился догонять остальных, бросив ее…
На месте кухни была огненная стена. На нее становилось невозможно смотреть. В том пекле, Майки, очень легко было изжариться. Казалось, кожа блестит от вытопленного сала и похрустывают, скручиваясь, волосы в ноздрях.
— Надо сматываться! — кричал в ухо Трев, подталкивая меня вдоль стены. — Бежим!
Его удержал Дик Халлоран. Несмотря на свои девятнадцать лет и округлившиеся как пара бильярдных шаров глаза, он в отличие от нас сохранил трезвую голову. Дик удержал нас от глупости.
— Не туда, — крикнул он, — сюда, — и показал на эстраду, где… бушевало пламя.
— Ты с ума сошел! — отшатнулся Тревор. Его обычно сильный голос был теперь едва слышен из-за треска горящего дерева и панических выкриков разбегавшихся горожан. — Если смерти захотел, то мы с Вилли тебе не компания!
Трев продолжал тащить меня к двери, хотя скопление ошалевших людей совершенно скрыло ее из вида. Я плелся за ним, вряд ли в состоянии что-либо соображать. Единственное, что меня беспокоило, — не быть зажаренным подобно рождественскому гусю.
Дик схватил Тревора за волосы и, с силой развернув, ударил по щеке. Трев непонимающе хлопнул глазами, голова его мотнулась; он смотрел на Дика как на сумасшедшего. Дик крикнул Тревору в лицо:
— Иди туда, если не хочешь быть трупом! Они же держат дверь снаружи, идиот!
— Откуда ты знаешь? — выкрикнул Трев, и его крик перекрыл громкий хлопок «бамп!» — лопнул от жара барабан Марта Деверо. Пламя сбежало с эстрады; в холле загорелся пол.
— Я знаю! — отчаянно заорал Дик. — Знаю!..
Он схватил меня за другую руку; какое-то время они тянули меня каждый в свою сторону. Затем Трев, кинув последний взгляд на дверь, последовал за Диком. Тот метнулся к окошку, схватив по пути стул, но приблизиться к окну не удавалось — от пола исходил невыносимый жар. Дик толкнул Трева Доусона и указал себе на спину:
— Лезь! — крикнул он. — Лезь, чтоб тебя!..
Трев залез и перевалился через подоконник.
Следующим забрался я, уцепившись за раму. Досталось пальцам: они разве что не дымились. Кувырнувшись в пустоту, я наверняка сломал бы себе шею, но Трев успел подхватить меня.
Мы с Тревом обернулись к окошку. Это было кошмарное зрелище, Майки. Окно со всех сторон облизывал огонь. Языки пламени пробивались сквозь крышу в дюжине мест. Изнутри доносились крики о помощи. Вот из пламени показались две коричневые руки — Дика. Трев Доусон подтолкнул меня, и я подошел вплотную к окну, перегнувшись за Диком. Когда я вытаскивал его, мне казалось, что под моим голым животом — жарко вытопленная печка. Показалось лицо Дика, и мы с Тревором переглянулись; он наглотался дыма и терял сознание; Дик ничем не мог нам помочь. Куртка на нем снизу тлела; губы раскрылись в беззвучном крике.
Мне тоже стало не по себе от запаха горелого человеческого мяса. Говорят, что он похож на запах целиком зажаренной туши свиньи. Нет — мне это напомнило кастрацию лошадей. При этом ведь тоже разжигают сильный огонь, и слышно, как конские яйца «стреляют»; точно так же пахнет людская плоть, когда загорается одежда. Я чувствовал, что не смогу этого выдержать, и сделал отчаянный бросок. Дик вылетел из окна, потеряв ботинок.