"Хеллоу, мистер Хэнском", - сказал Рикки Ли, положив бумажную салфетку на стойку, когда Бен сел. Рикки Ли казался слегка удивленным, да он и был удивлен. Никогда раньше не видел он Хэнскома в "Колесе" в будни. Бен регулярно приезжал сюда вечером по пятницам за двумя кружками пива, а по субботам - за четырьмя-пятью, он всегда осведомлялся о здоровье трех мальчишек Рикки Ли, он оставлял неизменные пять долларов чаевых под пивной кружкой, когда уходил. Но в плане профессионального разговора и личной симпатии он был Далеко не самым любимым посетителем Рикки Ли. Десять долларов в неделю (и еще за последние пять лет пятьдесят долларов под кружкой в Рождество) это было отлично, но хорошая мужская компания стоила больше. Достойная компания всегда была редкостью, но в кабаке, подобном этому, где шла самая примитивная болтовня, она случалась реже, чем зубы у курицы.
Хотя родом Хэнском был из Новой Англии и учился он в колледже в Калифорнии, в нем было что-то от экстравагантного техасца. Рикки Ли рассчитывал на субботне-воскресные остановки Бена Хэнскома, потому что за эти годы убедился, что на него твердо можно рассчитывать. Мистер Хэнском мог строить небоскреб в Нью-Йорке (где им уже было построено три из наиболее нашумевших зданий города), новую картинную галерею в Редондо Бич или торговый центр в Солт Лейк Сити, но каждую пятницу он въезжал в ворота, ведущие на автостоянку, так, словно бы жил не далее чем на другом конце города и, поскольку по телевизору не было ничего хорошего, решил заскочить сюда. У него был свой самолетик и личная взлетно-посадочная полоса на ферме в Джанкинсе.
Два года назад он был в Лондоне, сначала проектируя и затем наблюдая за строительством нового центра связи Би-би-си - здания, о котором до сих пор шли жаркие споры в английской прессе, выдвигались все "за" и "против". ("Гардиан": "Возможно, это самое красивое здание, из сооруженных в Лондоне за последние двадцать лет"; "Миррор": "Уродливейшая вещь, из всего, что я когда-либо видел"). Когда мистер Хэнском взялся за ту работу, Рикки Ли подумал: "Ну, когда-нибудь я снова увижу его. А может, он просто забудет обо всех нас". И действительно, в пятницу, после своего отъезда в Лондон, Бен Хэнском не появился, хотя Рикки Ли поймал себя на том, что между восемью и девятью тридцатью он смотрит на открывающуюся дверь. Да, когда-нибудь я увижу его. Может быть. "Когда-нибудь" обернулось следующим вечером. Дверь открылась в четверть десятого, и он вошел легкой походкой, в джинсах, рубашке и старых саперных ботинках - как будто бы приехал из соседнего городка. И когда Рикки Ли крикнул почти радостно: "Хей, мистер Хэнском! Бог ты мой! Что вы здесь делаете?", м-р Хэнском посмотрел на него слегка удивленно, как будто в его появлении здесь не было ничего необычного. И это был не эпизод; он показывался в "Красном колесе" каждую субботу в течение двух лет его работы с Би-би-си. Он улетал из Лондона каждую субботу на Конкорде, в 11.00 утра - как говорил зачарованному Рикки Ли - и прибывал в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке в 10.15 за сорок пять минут до того, как вылетал из Лондона, по крайней мере по часам ("Боже, это как путешествие во времени, а?" - говаривал впечатленный Рикки Ли). Невдалеке останавливался лимузин, чтобы довезти его в аэропорт Тетерборо в Нью-Джерси - поездка, которая в субботу утром занимает обычно не более часа. Он мог сидеть в кабине пилота в своем Лире без проблем до 12.00 и коснуться земли в Джункинсе к двум-тридцати. Если движешься на запад достаточно быстро, сказал он Рикки, день кажется бесконечным. Затем у него был двухчасовой сон, час он проводил с прорабом и полчаса с секретаршей. Затем ужинал и приезжал в "Красное колесо" часика на полтора. Он всегда приходил один, сидел в баре и уходил тоже один, хотя известно, что в этой части Небраски полно женщин, которые были бы счастливы снимать ему носки. Потом он обычно спал на ферме шесть часов, после чего весь процесс повторялся в обратном порядке. У Рикки не было ни одного клиента, на которого бы не производило впечатление это его повествование. "Может быть, он педераст", - сказала однажды какая-то женщина. Рикки Ли посмотрел на нее коротко, оценивая тщательно уложенные волосы, тщательно сшитую одежду, которая несомненно имела ярлык модельера, бриллиантовые сережки в ушах, выразительные глаза, и понял, что она с востока, возможно из Нью-Йорка, а здесь находится в гостях у родственницы или, может быть, старой школьной приятельницы и ждет не дождется, когда выберется отсюда. "Нет, - ответил он. - Мистер Хэнском не "голубой". Она вытащила пачку сигарет "Дорал" из сумочки и зажала одну в ярко красных своих губах, а он поднес ей зажигалку. "Откуда вы знаете?" - спросила она, слегка улыбаясь. "Знаю", сказал он. И знал. Он мог бы сказать ей: я думаю, он ужасно одинокий человек, самый одинокий из всех, кого я когда-либо встречал в своей жизни. Но он никогда бы не сказал такой вещи этой женщине из Нью-Йорка, которая смотрела на него так, будто он являл собой некий неведомый, весьма странный и забавный человеческий тип.
Сегодня мистер Хэнском выглядел бледным и несколько рассеянным.
- Привет, Рикки Ли, - сказал он, садясь, и принялся изучать свои руки.
Рикки Ли знал, что он намеревается провести следующие шесть-восемь месяцев в Колорадо-Спрингс, наблюдая за началом строительства там культурного центра разветвленного комплекса из шести зданий, врезающихся в горы. Когда центр будет готов, сказал Бей Рикки Ли некоторые люди станут говорить, что это выглядит так, будто гигантский ребенок разбросал кубики по лестничным пролетам. И в какой-то мере они будут правы. Но я думаю, центр будет работать.
Рикки Ли подумал, что, возможно Хэнском только изображает некий испуг. Ведь когда ты столь заметная фигура, у кого-то вряд ли возникает желание на тебя охотиться. И это естественно. А может, его укусило насекомое? Их чертовски много вокруг.
Рикки Ли взял кружки со стойки и потянулся к пробке ( "Олимпией".
- Не надо, Рикки Ли.
Рикки Ли с удивлением обернулся, но когда Бен Хэнском отвел руки от лица, он внезапно испугался. Потому что на его лице бы; не театральный испуг, и не муха его укусила или что-то в этом роде Он выглядел так, будто ему только что нанесли страшный удар, он все еще пытается понять, что же такое его ударило.
Кто-то умер. Он не женат, но у каждого есть семья, и кто-то в его семье только что был повержен в прах, свалился замертво Вот что произошло, и это так же, верно, как то, что говно и, сортира спускается вниз.
Кто-то из посетителей опустил в автопроигрыватель четверть доллара, и Барбара Мандрелл стала петь о пьяном мужчине и одинокой женщине.
- У вас все в порядке, мистер Хэнском?
Бен Хэнском посмотрел на Рикки Ли из глубины своих глаз, которые вдруг постарели на десять - нет, на двадцать - лет по сравнению с лицом, и Рикки Ли был крайне удивлен, увидев, что волосы мистера Хэнскома седеют. Он никогда раньше не замечал седины в его волосах.
Хэнском улыбнулся. Улыбка была страшная, мрачная. Улыбка трупа.
- Не думаю, что в порядке, Рикки Ли. Нет. Сегодня нет. Вообще нет.
Рикки Ли поставил кружку и подошел к тому месту, где сидел Хэнском. В баре было человек двадцать - не больше, чем в ночном баре, работающем по понедельникам задолго до открытия футбольного сезона. Анни сидела у двери в кухню, играя в крибидж с поваром.
- Плохие новости, мистер Хэнском?
- Да плохие. Плохие новости из дома. - Он посмотрел на Рикки Ли. Он посмотрел через Рикки Ли.
- Я очень огорчен, что слышу это, мистер Хэнском.
- Спасибо, Рикки Ли.
Он замолчал; Рикки Ли собирался было спросить, чем он может быть полезен, когда Хэнском сказал:
- Какое виски у тебя в баре?
- Для кого-нибудь другого в этом кабаке - "Четыре розы", - сказал Рикки Ли, - но для вас, я думаю, "Дикий турок".
Хэнском улыбнулся одними губами.