Тварь нетвердой походкой приближалась к нему, и Белч... Белч...
- Послушай, я знаю, я убежал, - сказал Генри. - Я не должен был делать этого. Но.., но...
Белч только пристально посмотрел.
- Я растерялся, - прошептал Генри, как будто оправдываясь перед Белчем, что он тоже поплатился. Это звучало слабо, вроде как сказать: Да, я знаю, ты убит, Белч, но у меня тоже кое-что припасено... Но это было ужасно.., поистине ужасно. Он часами блуждал в этой вонючей тьме и, в конце концов, он стал кричать. В какой-то момент он упал - долгий с головокружением припадок, за который у него было время подумать: О, боже, через минуту я буду мертв, через минуту меня не будет, - и затем он оказался в быстротекущей воде. Под Каналом, как он предполагал. Он вышел в угасающий солнечный свет, блуждал в поисках выхода к берегу и, наконец, выбрался из Кендускеага менее чем в пятидесяти ярдах от места, где Адриан Меллон утонул двадцать семь лет назад. Он поскользнулся, упал, ударился головой и запачкался грязью. Когда он пробудился, было уже очень темно. Как-то он нашел дорогу к шоссе №2 и доехал до дома. А там его ждали полицейские.
Но то было тогда, а это сейчас. Белч выступил против чудовища Франкенштейна, и оно содрало левую сторону его лица до скальпа - это видел Генри до своего бегства. Но теперь Белч был здесь, он на что-то показывал.
Генри увидел, что они тормозят перед деррийской гостиницей, и вдруг он все отчетливо понял. Деррийская гостиница была единственной оставшейся. В 1958 г, были "Восточная звезда" в конце Эксчейндж-стрит и "Отдых путника" на Террелт-стрит. Обе исчезли при обновлении города (Генри все знал об этом: в Джанипер-Хилл он с большим интересом читал "Дерри Ньюз"). Остались только городская гостиница и кучка маленьких мотелей на окраине.
Вот где они будут, - подумал он. - Прямо здесь. Все, кто остался. Спят в своих кроватях и видят во сне леденцы и танцы... А может быть, канализационные трубы... И я их заполучу. Одного за другим я заполучу их.
Он взял бутылку "драйвера" и снова отхлебнул. Он чувствовал, как свежая кровь стекает на колени, и сиденье под ним было липким, но от спиртного стало немного легче. Он предпочел бы хороший "бурбон", но "драйвер" был лучше, чем ничего.
- Видишь ли, - сказал он Белчу, - мне жаль, что я убежал. Я не знаю, почему я убежал. Пожалуйста.., не будь сумасшедшим.
Белч заговорил один единственный раз, но этот голос не был его голосом. Голос, который исходил из гниющего рта Белча, был глубокий и сильный, пугающий. При звуке его Генри заскулил. Это был голос с луны, голос клоуна, голос, который он слышал, когда ему снились канализационные и сточные трубы, где постоянно текла вода.
- Ты, заткнись и возьми их, - сказал голос.
- Конечно, - захныкал Генри. - Конечно, о'кей, я хочу, нет проблем... Он сунул бутылку снова в бардачок. Шея у него дрожала, как и зубы. И тут он увидел бумажку там, где была бутылка. Он вытащил ее и развернул, оставив кровавые отпечатки пальцев на уголках. На бумаге четко было выведено ярко-красным цветом:
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ОТ ПЕННИВАЙЗА
Ниже аккуратно выведено большими буквами:
Билл Денбро 311
Бен Хэнском 409
Эдди Каспбрак 609
Беверли Марш 518
Ричи Тозиер 217
Их номера в гостинице. Это хорошо. Это экономило время.
- Спасибо, Бе...
Но Белча не было. Место водителя было пустым. Там лежала только бейсбольная шапочка нью-йоркских "Янкиз", смятая на козырьке. И что-то липкое на ручке коробки передач.
Генри с удивлением смотрел, сердце билось у него в горле.., и затем он, казалось, услышал, как что-то шевелится на заднем сиденье. Он быстро выскочил, открыв дверь и почти вывалившись в спешке на мостовую. Он ушел от машины...
Идти было трудно: каждый шаг отдавался и разрывался болью в его животе. Но он добрался до тротуара и стоял там, глядя на восьмиэтажное кирпичное здание, которое, наряду с библиотекой, кинотеатром "Аладдин" и семинарией, было одним из немногих, которые он ясно помнил из тех прежних дней. На верхних этажах света не было, но шары матового стекла, располагавшиеся по бокам главного входа, мягко мерцали в темноте, окруженные ореолом летающей мошкары.
Генри тяжелой поступью прошел вперед и плечом открыл одну из дверей.
Вестибюль был пустынен и тих. На полу лежал выцветший турецкий ковер. Потолок представлял собой панель, разделенную на прямоугольники, изображающие сцены времен заселения Дерри. Было много диванов, шезлонгов и огромный камин, погасший и тихий, возле него на железной полке лежало березовое полено. Из низких горшков выглядывали растения. Двойные стеклянные двери, ведущие в бар и ресторан, были закрыты. Из какого-то номера слышался приглушенный звук телевизора.
Он крадучись прошел по вестибюлю, его штаны и рубашка были испещрены кровавыми полосами. Кровь въелась в складки рук; она сбегала по щекам и запачкала его лоб, как косметика. Глаза его вылезли из глазниц. Любой, кто увидел бы его в вестибюле, с криком в ужасе убежал бы. Но там никого не было.
Двери лифта открылись, как только он нажал кнопку ВВЕРХ. Он посмотрел на бумажку в своей руке, затем на кнопки этажей. После минуты раздумий он нажал "б", и двери закрылись. Слышался легкий шум мотора, когда лифт начал подниматься.
Можно начать сверху и идти вниз.
Он тяжело прислонился к задней стенке кабины, глаза полузакрыты. Шум механизмов лифта успокаивал. Так же как шум механизмов насосов дренажной системы. Тот день - он продолжал возвращаться к нему. Как все казалось заранее подготовленным, как будто все они просто разыгрывали роли. Как Вик и старина Белч казались.., ну почти накачанными наркотиками. Он вспомнил...
Кабина остановилась, тряхнув его и послав еще одну волну острой боли в живот. Двери раскрылись. Генри шагнул в тихий холл (здесь еще больше растений, висячих, паукообразных; он не хотел прикасаться ни к одному из них, ни к одному из этих влажных побегов, они слишком сильно напоминали ему о тех штуках, которые висели там в темноте). Он еще раз посмотрел на бумажку. Каспбрак был в номере 609. Генри направился туда, держась одной рукой для устойчивости за стену, оставляя слабый кровавый след на обоях, когда шел (но он отступал всякий раз, когда подходил близко к одному из висячих паукообразных, он не хотел дотрагиваться до них). Дыхание его было резким и сухим.