– Я благодарю, – сказала Беверли, и это было правдой.
– Она может потерять работу, а он один не в состоянии содержать семью, – в голосе Эльфриды появились гневные нотки. – Боюсь, им придется пойти по миру.
Самым ужасным для Эльфриды Марш была нищета. Потерять ребенка или узнать, что она смертельно больна раком, было ничто по сравнению с нищетой. Ты можешь быть бедным; ты можешь «царапаться», как она говорила, всю жизнь. Но оказаться на самом дне, в канализации, просить подаяние или в поте лица батрачить на хозяина и принимать это как подарок... Такая судьба, по ее мнению, ожидала Черил Таррент.
– Когда вымоешь окна и вынесешь мусор, можешь немного погулять, если хочешь. Отец вечером собрался в кегельбан, и тебе не надо готовить ужин, но только возвращайся до темноты. Сама знаешь почему.
– Хорошо, мама.
– Боже мой, как ты быстро растешь! – сказала Эльфрида. Она задержала взгляд на бугорках под джемпером дочери. Взгляд был одновременно любящим и бесцеремонным. – Не знаю, что я буду здесь делать, если в один прекрасный день ты выйдешь замуж и уедешь отсюда.
– Я всегда буду жить здесь, – улыбаясь, сказала Беверли.
Мать притянула ее к себе и поцеловала в уголок рта сухими теплыми губами.
– Я лучше знаю, – сказала она. – Но я люблю тебя, Бевви.
– И я тоже люблю тебя, мамочка.
– Когда будешь уходить, проверь, чтобы на стеклах не осталось разводов, – сказала она, взяла сумку и направилась к двери. – Если отец увидит, он всыпет тебе по первое число.
– Я проверю.
Когда мать открыла входную дверь, Беверли, как ей казалось, безразличным голосом спросила:
– Ты ничего не заметила забавного в ванной, мама?
Эльфрида оглянулась, посмотрела на нее и нахмурилась.
– Забавного?
– Ну... Вчера вечером я видела паука. Он выполз из водостока. Разве папа не говорил тебе?
– Ты опять разозлила вчера отца, Бевви?
– Нет. Ха-ха! Я сказала ему, что из водосточной трубы вылез паук, и я испугалась, а он сказал, что они как-то утопили в туалете крыс в старой школе. Это все трубы. Разве он не говорил тебе, что я вчера видела паука?
– Нет.
– Ну ладно. Не важно. Я просто поинтересовалась, не видела ли ты его?
– Я не видела никаких пауков. Думаю, нам надо перестелить в ванной линолеум. – Она посмотрела на небо. Оно было голубым и безоблачным. – Говорят, убить паука – к дождю. Ты не убила его вчера?
– Нет, – сказала Беверли. – Я его не убила.
Мать обернулась и посмотрела на нее. Ее губы были так плотно сжаты, что, казалось, их совсем нет.
– Ты уверена, что папа не рассердился на тебя вчера вечером?
– Нет!
– Бевви, он когда-нибудь трогал тебя?
– Что? – Беверли посмотрела на мать, совершенно обескураженная. Господи, да он каждый день ее трогает. – Я не понимаю, что ты...
– Не обращай внимания, – коротко сказала Эльфрида. – Не забудь убрать мусор. И если на стеклах останутся разводы, отец стебя шкуру спустит.
– Я (когда-нибудь трогал тебя)не забуду.
– И возвращайся до темноты.
– Вернусь.
(он) (ужасно беспокоится)Эльфрида ушла. Беверли снова вернулась в комнату и проводила мать до угла взглядом, пока та не скрылась из виду. Так же как и отца. Убедившись, что мать направилась к автобусной остановке, Беверли взяла половое ведро, средство для мытья стекол и несколько тряпок из-под раковины. Она вошла в гостиную и начала мыть окна. В квартире было тихо. Каждый раз, когда раздавался скрип пола или хлопала дверь у соседей, она вздрагивала. Когда в туалете у Болтонов спустили воду, она чуть не закричала.
И она не спускала глаз с ванной.
Наконец она подошла к ванной комнате, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Мать утром все вымыла, под раковиной и по краям умывальника крови стало гораздо меньше. Но в самой раковине остались темные разводы, на зеркале и обоях засохли кровавые пятна.
Беверли посмотрела на свое бледное отражение и вдруг с суеверным страхом подумала, что из-за крови на зеркале создается впечатление, что она истекает кровью. Она вновь задумалась: что теперь делать? неужели я схожу с ума? неужели это все существует только в моем воображении?
Неожиданно в трубе что-то забулькало.
Беверли закричала и вылетела за дверь. Еще пять минут спустя ее руки продолжали дрожать так сильно, что она чуть не разбила бутылку со средством для мытья окон, когда мыла стекла в гостиной.
5
Около трех часов дня, заперев квартиру и сунув ключ в плотный карман джинсов, Беверли Марш пошла по Ричард Эллей, узкой улочке, соединяющей Главную и Центральную улицы, и встретила Бена Хэнскома, Эдди Каспбрака и еще одного парня, которого звали Бредли Донован. Они играли в чеканку.
– Привет, Бев! – сказал Эдди. – Тебя наверняка мучили кошмары после вчерашних фильмов ужасов.
– Нет, – сказала Бев, присаживаясь на корточки, чтобы было удобнее наблюдать за игрой. – Кто тебе сказал?
– Соломенная Копна, – сказал Эдди, ткнув пальцем в Бена, который покраснел до корней волос без всякой причины.
– Фто за фильмы? – спросил Бредли, и Беверли сразу узнала его: неделю назад он приехал в Барренс вместе с Биллом Денбро. Они вместе учились в Бангоре в школе для детей с недостатками дикции. Беверли почти не обратила на него внимания. Если бы у нее спросили, она бы ответила, что Бен и Эдди гораздо интереснее его.
– Парочка фильмов ужасов, – сказала она и, подвинувшись ближе к играющим, оказалась между Беном и Эдди. – Играете?
– Да, – сказал Бен. Он мельком взглянул на нее и быстро отвел глаза.
– Кто выигрывает?
– Эдди, – ответил Бен. – Эдди просто ас.
Она посмотрела на Эдди, который с важным видом чистил ногти о рубашку, и хихикнула.
– Можно мне поиграть с вами?
– Хорошо, – сказал Эдди. – У тебя есть центовые монетки?
Она пошарила по карманам и достала три монеты.
– Черт побери, ты не боишься выходить из дома с такой кучей денег? – поинтересовался Эдди. – Я бы не рискнул.
Бен и Бредли Донован засмеялись, – Не все девчонки трусихи, – серьезно произнес Бен, и все снова засмеялись.
Бредли метал первым, затем бросал Бен и потом Беверли. Эдди как выигрывающий бросал в последнюю очередь. Некоторые монеты падали рядом со стеной, другие ударялись об стену к отскакивали назад. В конце каждого раунда игрок, чья монета оказывалась ближе к стене, забирал все четыре монеты. Через пять минут у Беверли было уже 24 цента. Она проиграла только один раунд.
– Девсенка мосенничает! – заявил Бредли и поднялся на ноги. Ему было больше не до смеха, и он со злостью смотрел на Беверли. – Девсенкам нельзя разресать...
Неожиданно Бен ударил его по ноге. Было очень странно видеть дерущегося Бена Хэнскома.
– Забери свои слова обратно!
Бредли посмотрел на Бена, открыв рот:
– Фто?
– Забери свои слова обратно! Она не мошенничает!
Бредли посмотрел на Бена, потом на Эдди и на Беверли, которая все еще сидела на корточках. Затем он опять посмотрел на Бена.
– Тыхоцесь, чтобы я расквасил твои зырные губы, ублюдок?
– Конечно, – сказал Бен и усмехнулся.
Что-то в его усмешке заставило Бредли с удивлением отступить. После ссоры с Генри Бауэрсом, которого он, Бен Хэнском, дважды побил, его, Бена, пытается запугать какой-то тощий Бредли Донован, у которого все руки в бородавках и который шепелявит, как кипящий чайник? Вот что прочел Бредли в его усмешке.
– Так, теперь вы всей бандой навалитесь на меня одного, – сказал Бредли, отступая назад. Его голос дрожал, на глазах выступили слезы. – Все, кто выигрывает, все мосенники!
– Забери обратно то, что ты сказал про нее, – сказал Бен.
– Да ладно, Бен, не обращай внимания, – сказала Беверли. Она протянула Бредли пригоршню медных монет.
– На, возьми, они твои. Я играла на интерес.
От унижения Бредли заплакал. Он выбил деньги из руки Беверли и побежал в конец Центральной улицы по Ричард Эллей. Остальные стояли и смотрели ему вслед с раскрытыми ртами. Отбежав на безопасное расстояние, Бредли обернулся и прокричал: