Эти слова обескуражили всех.
Оп Олооп ограничился тем, что пробормотал:
— Гастон, каким ужасным вам видится будущее! А вот Эрик Хоэнсун совладать с собой не смог:
— То есть можно будет не мастурбировать, ха-ха… И я, значит, смогу осеменить себя и родить, ха-ха.
— Именно так.
— И это рассказываете нам вы, сутенер!
— Именно так.
— Хорошенькое же будущее ждет вашу профессию!
Лицо Гастона Мариетти омрачилось горечью:
— Не беспокойтесь. Пока любовь остается табу под гнетом попирающей ее морали, пока она покоится недоступной пробуждающимся и ищущим удовлетворения в самих себе инстинктах, мы, торговцы белыми рабынями, будем и дальше нести свою ношу мессии…
— Мессии?! Вы?! Ха-ха…
— Да, капитан, мессии. В каждой куртизанке живет разочаровавшаяся женщина. Ее продажность есть следствие разочарования в несостоявшейся чистой любви. Мы, сутенеры, всегда играем на потерянной вере обманутых женщин. И они любят нас за это. Любят нас Магдалиновой любовью. Иисус в некотором роде был предшественником…
Оп Олооп чувствовал себя невесомым и веселым, его безмерно смешило раздражение его соотечественника. Чтобы еще больше поддеть его, он добавил:
— Да, Эрик. Иисус был предшественником Гастона. Да-да, этого самого Гастона, пронырливого корсара, учившегося у Coco-le-coiffeu на улице Канебьер близ Henrilamusique. Тысячи разочарованных женщин, пораженных Магдалиновой любовью, стояли у него на пути, и он, чтобы искупить их грехи, отсылал их на кораблях в Каир, Бангкок, Джибути и Батавию. Его апостолы — вербовщики, торговцы людьми, сводники — доделывали за него остальную работу, разбавляя болью страстное раскаяние и не забывая о наживе. И вот рука судьбы привела Гастона в Буэнос-Айрес. Понимаешь? Это международное признание. В отличие от наших предков, викингов, принесших миру непригляднейший пуританизм, он подарил просторам пампы — пустынной и засушливой земли — женскую красоту из самой Франции. Магдалины из Дюнкерка с глазами цвета синей воды для засушливого Сан-Луиса, сочные и сладкие магдалины из Лурда для пустынной и ветреной Патагонии, стройные и грозные магдалины из Лилля для бедных равнин Ла-Риохи… И так далее. Ну а для остановившегося двигателя Буэнос-Айреса он приберег чувственное магнето из Парижа. Тысячи городов благодарны ему за его труд знакомить нас с необычными женщинами. И даже самые неприкаянные из нас могут прикоснуться к своей мечте, найти утешение в недоступной иным образом благодати. И я не могу не отдать ему должное. Любовь по таксе, которую подарил мне этот великий банкир мира секса, стала непенфом для тысяч горьких часов. Выпьем же за Гастона, блистательного благодетеля нашей страны.
Тост не был воспринят единодушно.
— Мне не представляется уместным, — начал комиссар путей воздушного сообщения, — пить за такого рода вещи. Проституция — это гангрена…
— А мадам Noélie Maynard? Ик. И ее салон Massage-Curiosités? Ик. А наши оргии в Confort Moderne? Ик-ик-икто бы еще говорил о морали?!
— …Проституция — гангрена любви. Если бы не проституция, семьдесят процентов нашей молодежи не отбраковывалось бы на медосмотре для военной службы.
— Вот и славно! Даже тут она дает благотворный эффект! Проституция отдаляет войны, выкашивая ряды военнообязанных. «Чем слабее нация, тем она миролюбивее».
— Мне противны твои слова, Оп Олооп. Предпочесть больной народ народу воинственному!