Статистик погрузился в спокойное созерцание. Подвел сухие итоги своего жизненного пути. Он был ошибочным. Взвесил перспективы новых направлений. Они были ужасны. И тогда Оп Олооп покорно принял свою судьбу, свое бессилие и свою бесплодность. И признал, что являет собой воплощение абсурдной теоремы.
Увидев перед собой конверт с адресом Ван Саала, который хотел надписать еще утром, он взял его в руки. Одиночество уже написанной «S» резало ему глаз, напоминая о пренебрежении другом. Чтобы избавиться от этого чувства, он решил написать ему первым. Божество, ответственное за сосредоточение последних душевных сил, наполнило его таким светом и крепостью, что он писал, не думая:
Дорогой Пит!
Молчи! Пока можно жить достойно, нужно жить. Но когда исчезает главное, жить — значит быть трусом. Не суди меня. Только смерть судит жизнь. Вот мой приговор.
Молчи! Пусть твоя улыбка будет исполнена нежности понимания. Пусть пропасть моего забвения озарит крошечное солнце, что блестит в твоих зрачках. Солнце, что катится в твоих слезах.
Молчи! Зачем терзать себя бесплодными воспоминаниями? Добавь к ним воспоминания обо мне, и все. Ты тоже — лишь повод для воспоминаний… Да не вызовет их из небытия любовь! Тебя ослепят воспоминания о будущем, которое ты выковал в своих мечтах. А это фатально.
Молчи! Ты знаешь, что мой эгоизм противоречил всему, чему только мог, а теперь я противоречу «верховному принципу абсолютного долга». Ты знаешь, что, прибегая к эвтаназии, я смеюсь над Богом. Поэтому закрой рот и терпи.
Молчи! Не укрывай покрывалом своей жалости мое тело. Не философствуй попусту о примерах. Каждый из нас — грустный пример несуразных ошибок на наполненном парадоксами жизненном пути, ошибок, которые мы переживаем вновь и вновь в глубине души.
Молчи! Трагическое молчание на искаженном лице. Верни мое дыхание ветру, мой огонь солнцу, мою тень земле. И всю мою болтовню извечной немоте этого мира. Ни слова. Это слишком опасно. Ты можешь услышать себя…
Молчи! Я — душа, на которую навалилось много смерти. Я горжусь этим. Это единственное состояние, которое имеет смысл… И после смерти я буду искать твоей дружбы, ибо ты великая находка моей жизни. Мы еще поболтаем на мистических дорогах.
Осанна, Пит!
ОП ОЛООП
Он прочитал письмо с холодным спокойствием. Его действия определялись планом, вызревшим в его подсознании, и были свободны от чувств. Оп Олооп взял новый лист и написал:
Гастон,
Кустаа Иисакки, «шведка», о которой Вы мне рассказали, — моя духовная дочь. Я не смог воплотить свои мечты в жизнь, и реальность призвала меня к ответу. Во имя моей любви к ее матери, Минне Уусикиркко, дочери преподавателя литературы улеаборжского лицея, я прошу Вас вместе с Питом и Франциской принять участие в благородной задаче по спасению ее души.
Верю в Вас, как верил всегда.
ОП ОЛООП
Невесело улыбнувшись, он промокнул чернила. Его почерк был чистым, твердым и трезвым. Затем, ни минуты не колеблясь, он написал:
Я, Оптимус Олооп, холостой, возраст тридцать девять лет, уроженец Улеаборга, Финляндия, посредством настоящего собственноручно написанного мной завещания заявляю:
Первое: у меня нет обязательных наследников.
Второе: у меня нет никаких долгов, и никто мне ничего не должен.
Третье: мое наследство составляют движимое имущество, находящееся в данной квартире, и двадцать восемь тысяч песо, лежащие в «Банко Англо Суд Американо».
Четвертое: я завещаю все научные материалы Национальному управлению статистики, а все прочее движимое имущество — своему слуге.
Пятое: я завещаю свои денежные средства в равных долях Минне Уусикиркко, Кустаа Иисакки, Питу Ван Саалу и Франциске Оэрее.
Шестое: поскольку первая из перечисленных лиц помещена в Женский сумасшедший дом Хельсинки, Пит Ван Саал будет управлять ее средствами, используя их для восстановления ее здоровья.
Седьмое: поскольку вторая находится на попечительстве мадам Блондель в этом городе, Франциска Оэрее должна получить всю сумму для ее перевоспитания.
Восьмое: мое тело следует сжечь, а пепел — развеять над Рио-де-ла-Плата, неподалеку от места сброса городских сточных вод, препоручив эту задачу комиссару воздушных путей сообщения дону Луису Аугусто Пеньяранде. При этом начальник службы жилищно-коммунального хозяйства дон Сиприано Слаттер должен написать на пляже следующую эпитафию: