Атаринкэ резко подался вперед.
— Может быть, мы пройдем? — предложил хозяин. — Там и поговорим.
И, конечно, Искусник не стал отказываться.
— Да, кстати, меня зовут Пармион.
***
Мастер провел Атаринкэ во внутренний двор, со всех сторон окруженный деревянными резными колоннами и вьющимися цветами.
— Ты не против, если я немного поработаю? — спросил он, усаживаясь и беря в руки восковую пасту. — Я тут одну вещицу заканчиваю, шкатулку, и сегодня вечером за ней как раз должны прийти.
Искусник, конечно же, нисколько не возражал, в чем и заверил хозяина.
На столике, посреди инструментов и стружек дерева, стоял кувшинчик с яблочным соком. Пармион сделал приглашающий жест, недвусмысленно предлагая угоститься, а сам взял в руки крышку от небольшого резного ларчика и принялся полировать. Атаринкэ с нетерпением ожидал рассказа.
— Ту девушку, что ты мне только что показал, — заговорил мастер вскорости, — я действительно знаю уже много лет, и зовут ее Тэльмиэль Лехтэ. Ее семья живет здесь, в Тирионе, недалеко от дворца. Отец — Ильмон, из пробудившихся, столяр и архитектор. Добрую половину зданий в этом городе возвел именно он.
— Тогда почему я ее не видел раньше? — не удержался от вопроса Искусник.
Пармион поднял голову и посмотрел, пряча лукавую улыбку за легким прищуром:
— Вот уж не знаю. Может быть, прежде было еще не время? К тому же она долгое время отсутствовала в Тирионе — семья путешествовала, странствуя по Аману и возводя самые разнообразные постройки.
«Что ж, теперь понятно, почему мне до сих пор не везло», — подумал Атаринкэ.
Он кивнул, давая понять, что слушает по-прежнему очень внимательно.
— Теперь они вернулись, — продолжил мастер, — как говорят, навсегда. Впрочем, ее брат Тарменэль и сестра Миримэ сделали это уже давно, поскольку обзавелись собственными семьями. Малышка же Тэльмиэль по-прежнему остается в доме отца.
Атаринкэ слушал и чувствовал, как в груди его растет нетерпение. Хотелось вскочить и бежать к Тэльмэ немедленно, прямо сейчас, хотя прежде следовало, конечно же, как минимум поблагодарить Пармиона.
А тот, закончив полировать, отложил работу и подробно объяснил, как пройти к дому Ильмона.
— Ты говоришь, она тоже спрашивала обо мне? — задал последний, самый важный вопрос Искусник и затаил дыхание, ощущая непривычно сильное волнение в груди.
Мастер кивнул:
— Да, сегодня днем, буквально с четверть часа назад. Пришла и, подобно тебе, показала осанвэ. Спросила, не известно ли случайно мне твое имя? И я назвал его.
Атаринкэ вдруг почудилось, будто его обдало волной жара из горна. Она здесь, рядом!
Он поспешно распахнул осанвэ и почти сразу ощутил осторожный, тонкий, будто бы несмелый, серебряный укол; послал зов навстречу, и тот превратился в мощный бурлящий, говорливый поток.
— Melisse! — воскликнул Искусник, и заветное слово сорвалось словно само собой. — Тэльмиэль! Я здесь!
И в ответ в сердце зазвучала радость, столь бурная и яркая, что он не смог разобрать, собственные ли это эмоции или той, что его искала. Да и какая, в сущности, разница?
— Атаринкэ! — был ему ответ, и почти сразу он почувствовал, как дева смутилась.
Что, в общем-то, было нисколько не удивительно.
— Где ты? — спросил он ее. — Как мне найти тебя?
И словно эхо донесло до него отголосок, ее нежный, ласковый, такой манящий голос:
— Я приду на ту же площадь, где была вчера, через полчаса.
— Я буду там! — ответил ей Искусник и завершил осанвэ.
***
Всю дорогу до площади он прикидывал, что следует сделать в первую очередь. Признаться в тех чувствах, что испытывает к ней? Пригласить на прогулку? Или лучше сначала познакомиться с ее родителями?
Сердце его колотилось, норовя вырваться из груди, однако голова как будто оставалась спокойной и рассудительной. Или ему так только казалось? Атаринкэ то шел размеренным, степенным шагом, то едва не бежал. К тому моменту, когда впереди показались заветные фонтан, беседка и дерево, он уже ни в чем не был уверен.
Рванувшись вперед, он выбежал на площадь, но тут же убедился, что Тэльмиэль еще не пришла, и, переведя дух, устроился на скамейке, и принялся ждать.
Прямо над головой пышным розовым пологом раскинулись цветущие сливы. Атаринкэ прикрыл глаза, вызвал в памяти образ Тэльмиэль и почти сразу почувствовал, как непонятное, непривычное волнение в груди испаряется, а вместо него приходят покой и счастливое умиротворение. Она его melisse, его половинка, а это значит, что все у них обязательно будет хорошо!
Едва он успел об этом подумать, как в звенящей, одухотворенной величием мгновения тишине раздался легкий, быстрый топот ног. Искусник сразу узнал этот звук. Он вскочил, нетерпеливо всматриваясь вдаль, и, не прошло и нескольких секунд, как на площадь из переулка выбежала его Тэльмиэль.
А дальше все произошло словно само собой. Все расчеты и планы оказались лишними и бесполезными. Атаринкэ распахнул объятия, и его любимая бросилась к нему навстречу. Впрочем, не добежав всего пару шагов, остановилась, и тогда он не сомневаясь ни мгновения, сделал эти два последних шага сам. И его Тэльмиэль, улыбнувшись нежно, взволнованно и чуть-чуть смущенно, спрятала лицо у него на груди.
Атаринкэ обнял ее, всем сердцем, всей душой ощущая, что здесь и сейчас, в это самое мгновение он достиг наконец самой полной и совершенной гармонии, каковая существует на свете, а мир обрел целостность.
— Melisse, — прошептал он и замолчал, не зная, что еще добавить. А главное — надо ли?
Несомненно, потом он скажет все, что требуется, однако здесь и сейчас вместо него говорила фэа, и он чувствовал, что находит живой и горячий отклик в сердце девы.
Слегка отстранившись, Искусник внимательно и чуть вопросительно посмотрел ей в глаза и протянул руку ладонью вверх.
Пели птицы, весело, говорливо журчал фонтан, а над головами их по-прежнему все так же цвели сливы. И Атаринкэ даже на миг удивился этому факту — ему-то казалось, что прошла уже целая вечность!
Тэльмиэль вложила пальцы в его ладонь и осторожно сжала. И тогда он накрыл ее пальчики второй рукой и поднес к губам. Слова сами слетели с его уст:
— Познакомишь меня со своими родителями? Я хотел бы пригласить тебя на прогулку, но ведь прежде следует спросить у них позволения.
Тэльмэ кивнула и, вновь улыбнувшись нежно, ответила:
— Конечно.
Однако влюбленный даже не собирался скрывать нетерпение:
— Когда же? Прямо сейчас?
В глазах ее блеснуло лукавство:
— Почему нет? Melindo…
И в этот момент Искусник понял, что время до свадьбы будет чарующим, запоминающимся и волшебным. Время, когда он лучше узнает свою любимую.
Конечно, завтра же или даже сегодня нужно будет рассказать обо всем атто и аммэ, и он уже заранее предвкушал веселый праздник, что те устроят.
А пока они шли по улочкам к дому Тэльмиэль, и Атаринкэ готовил слова, которые скажет ее отцу и матери, и чувствовал гармонию в сердце и в душе и единение со всем миром.
С миром, который сейчас был заключен для него в серых глазах юной нолдиэ. Самой прекрасной девы на свете.