В меня полетел шквал пуль. Барьер сдержал их даже без особых затрат энергии. На пятом уровне я уже был бездной ци, но на шестом все буквально поменялось. Такие слабые воздействия не могли теперь меня сломить. Так себя ощущал Сергей? Хотя я вроде как круче должен быть.
В ответ их тоже накрыло огнем, а следом полетели залпы гранатометов. Жаль, у нас их не так много, я бы сровнял этот жалкий дом с землей. Но все же кое-чем я могу похвастать. Сконцентрировав пламя меж двух рук, я выпустил мощнейшую струю пламени в здание, предположительно являющееся лазаретом Озерских. У них участок не так крут, как мой, но уж одноэтажный сарайчик для бойцов он смог поставить. И теперь поплатится за это. Уверен, там были раненные после штурма. Возможно, были и трупы. Теперь они сгорят.
С диким воплем в меня полетели сгустки пламени. А вот и очнулся старый ублюдок. Выглядел он максимально неважно. Осунувшееся лицо, перевязанная культя вместо правой руки, а также общая помятость. Так тебе, сука. Сергей не дался тебе так легко, да?
— Ненавижу! Всех вас ненавижу! Весь ваш род! Вы всегда мешали нам жить! Ненавижу! Чем я это заслужил?
Вот ведь, совсем поехал старикан. Читая историю рода, мы нашли, что наши прения начались с пустяка. Да, с нашей стороны. Мы высокомерно отмахнулись от них — что нам жалкое блеяние бояр? А могли поговорить. Могли, наверное. Но мы пришли к тому, что наши рода сегодня исчезнут. И все из-за пустяка. Это было бы даже смешно, не будь таким грустным.
— Я тоже ненавижу тебя, старик. Но я не то чтобы тебя виню. Просто прекращу существование вашего жалкого рода. Ты ведь своего старшего ублюдка не спрятал еще? Я чую его. Чую, как он трясется в подвале. Вы бросили все силы, чтобы истребить моих людей, но ошиблись в оценке угрозы, ведь я все еще жив. Вы жалкие косячники, и противно, что мне приходится считать вас врагами. Расслабься и сдохни, старик. Ты сделал все, чтобы я пришел в твой дом с факелом.
Ни облегчения, ни злорадности из-за обреченного взгляда Владимира. Просто тоска. Я больше ничего не почувствовал, высказав в лицо все, что давно копил. У нас с ним одна стихия — огонь. У отца тоже был огонь, и у Сергея. Не знаю, почему так совпало. Это даже ничего и не значит.
От резкого выстрела револьвера старик уклонился. Это ему непросто далось, да и защищаться он не может. Следом его огнем начали гнать мои люди. Последних бойцов рода они уже подавили, и все, что нам осталось, — убить загнанную старую крысу. Я бы, наверное, мог одолеть его с легкостью. Однорукий, уставший и с использованным козырем на откате — он мне не соперник. Но мне захотелось внезапно раскрыть свой собственный козырь. Я указал правой ладонью на своего злейшего врага.
— Мрак.
Пространство вместе со мной и Владимиром окрасилось непроглядной тьмой. Козырь, наследие крови, оружие последнего шанса. На шестом ранге каждый получает что-то свое. Всегда свое. Способность с долгим откатом — в чем-то она даже ультимативна и лишь становится все более жуткой, чем дальше практики возвышаются. Можно сказать, это Магнум Опус каждого практика, и он полностью раскрывается на девятом ранге. По понятной причине, каков он на десятом — не знает никто.
Но в случае моей семьи и, думаю, многих древних семей есть определенное правило. Мы проводим кровавые ритуалы. Мы наследуем волю предков. Поэтому, несмотря на различия, все же способности козыря отца и сына во многом схожи. И если говорить о козыре Вельяминовых…
В темноте, где между мной и побледневшим Владимиром никого не могло быть, появлялись призрачные силуэты. Они окружали нас. Те самые предки, передавшие мне опыт сражений, что и позволял мне выживать в боях. Они были в доспехах и мундирах, но у всех без исключения было холодное оружие. Я мог отдать им любой приказ, но решил сделать все немного веселее. Под наши ноги бросили по обычному мечу. Прямой, короткий. Не сильно надежный на вид. Самое то.
— Сражайся!
Хор голосов.
— Сражайся!
Они не умолкали, задавая нужное настроение. Глядя на то, как я машу, привыкая к клинку, Владимир попытался вызвать стихию. Он даже не заметил, что потерял доступ к ци. В этом и есть моя сила. Я загоняю практика в условия, в которых противостоять толпе вооруженных воинов он не в состоянии просто потому, что один. Все, что с ним остается, — лишь его тело. Я не знаю, какой был козырь у Озерского, но его сил хватило, чтобы убить и отца и Сергея. Возможно, он смог бы выжечь себя и попробовать ударить им еще раз. Но я не дал ему этого шанса.