— Дима, нет! Стойте! — Линский тут же командует. — Серж! — шипит мне. — Это самоубийство чистой воды! Как вы не понимаете!
Мне тоже кричать охота. Но нельзя. Только между собой нам еще сцепиться не хватало…
— Если вы, папаша, — говорю ему как можно спокойней, — будете соплями исходить и в истерике биться, тогда точно самоубийство.
Пришел Линский в себя.
— Ладно… — говорит глухо. — Может, быть, вы и правы, Серж. Может быть, это будет и лучше…
Блин!
Тоже мне, оптимист выискался! Все-то его на философию тянет и на мысли о смерти — когда надо изо всех сил за жизнь драться!
— Серж?… — Анна испуганно мне в руку вцепилась.
Это из-за Линского она все не так поняла. Но я сейчас вовсе не о красивых самоубийствах думаю.
— Анна… — улыбнуться ей пытаюсь. — Соберись. Сейчас все от тебя зависит.
Уж как она была напугана — но тут от удивления дара речи лишилась. Только брови взметнулись.
— Анна, улыбнись им, — прошу. — Помнишь, как ты тогда у ложи в арену ребятам принца улыбнулась? Улыбнись так же…
Она поняла.
— Я постараюсь, Серж.
И в глазах у нее опять страх. Но уже другой — боится, что не сможет так сыграть, как тогда. Но этот страх куда лучше, чем ужас перед смертью.
— Дымок! — к братишке оборачиваюсь. — У тебя феромонов не осталось?
Улыбка — улыбкой, но и что-то посерьезнее нам нужно. И феромоны — самое то. К отравляющим веществам они формально не относятся. И спектроскопы, что состав воздуха в таможенном ангаре контролируют, могут на них и не среагировать. А нам всего-то на пару секунд таможенников отвлечь надо.
— Нет, Серж… — Дымок головой мотает убито.
Это хуже…
Но хотя бы попытаемся.
Протягиваю я Линскому один из двух своих пулеметов.
— Только не сразу, папаша, — говорю. — Пусть они сначала расслабятся.
Сглатывает Линский напряженно, и даже облизывается от напряжения.
— В грудь или в голову? — говорит нервно.
Господи, кому я пулемет вручаю! Он же из особистов, так их и так! Только тачпедами шуршать да файлы из одной папки в другую перетаскивать и умеют!
В голову… В голову еще попасть надо! А как он попадет, если даже не знает, куда в таких случаях стрелять надо? Ни фига он не попадет. А второй попытки у него уже не будет. Потому что против него будут не шлепальщики по клавиатуре, а настоящие профи.
В грудь тоже нельзя — наверняка на таможенниках бронежилеты. Если и были без бронежилетов, сейчас-то, после тревоги, обязательно накинули. А у нас всего один шанс будет. И если Линский их сразу из строя не выведет…
— По ногам!!! — говорю в сердцах. Даже весь страх пропал куда-то. — Мне пижонства от одного Дымка за глаза уже! И сплошной очередью!
Патроны нам потом при любом исходе не понадобятся.
Я первым из флаера выбрался.
И второй пулемет, конечно же, на сиденье оставил. В европейской «Гарпии» дверцы не то, что в наших «Скатах». В нашей-то кондовой технике все ради боевых параметров, а в «Гарпии» и до удобства пилотов дело было. Дверцы у нее далеко вверх поднимаются, да и сами широкие. Так что мой пулемет замечательно стало видно — лежит себе спокойненько на сиденье, где я его небрежно так бросил.
Вроде как совершенно расслаблен я сейчас, и никакого подвоха от таможенников не жду. Так что и от меня никаких сюрпризов ждать не надо.
А о втором пулемете, который у Линского, и о двух автоматических ножнах, что у меня под курткой на предплечьях, таможенники могут и не знать. Тревога в самый последний момент поднялась. Может быть, нет у них еще точной информации, сколько у нас оружия…
— Эй, парни! — ухмыляюсь таможенникам понаглее. — В чем дело-то? Реестр торговцев проверьте, бездельники!
И бреду к ним вразвалочку, будто невзначай.
В таможенном ангаре сейчас только наша «Гарпия». Самих таможенников семеро. И, конечно, все на нас поглядеть сбежались.
Двое за пультом, но нет-нет, да на нас оглядываются. На обоих гарнитуры нацеплены, оба быстро в микрофоны что-то бормочут — и как-то слишком уж тихо, почти шепотом.
Трое поодаль выстроились, по ту сторону флаера. Облизываются тревожно, пытаются себя в руках держать — но руки-то так и тянутся к открытым кобурам на боках. Пальцы почти на рукоятках лежат…
Ну вылитые ковбои из доконфликтных фильмов! Только у ковбоев револьверы были с кривой отдачей и ручным взводом курка, а у этих станнеры — с магнитными затворами и скорострельностью за полсотни иголок в секунду. И двое из троих, не будь дураками, еще и бронежилеты накинули.
С моей стороны к флаеру еще двое подходят. Эти и вовсе с автоматами. Капитан-то себя в руках еще держит, и автомат несет как бы невзначай, стволом вниз. А капрал — так и вовсе почти на меня ствол наставил.
А по рации о пустяках говорили… Вот я и вижу. Мелочи. Совсем крошечные формальности.
И хуже всего, капрал тоже успел бронежилет на себя набросить. Вот с ним больше всего проблем может быть…
Так что к этим двоим я и бреду. Только не напрямую — а зигзагом. Чтобы линия огня от этих таможенников по мне не в флаер упиралась, а мимо шла. Это тоже важно.
— Оставайтесь возле флаера, пожалуйста, — офицер просит вежливо. — У нас к вам претензий нет. Это приказ императора. Сейчас прибудет группа исбистов, вы сможете с ними обсудить все возникшие трудности…
Нет, парень. Если мы дождемся исбистов, тогда нам уже ничего не поможет. Те-то точно в боевой броне прибегут, а против нее хоть станнер, хоть мои пулеметы — так, только по груди отдачей похлопать по-приятельски.
Так что упрямо дальше иду, прямо на него — и ухмыляюсь пошире.
— Пожалуйста, оставайтесь возле флаера, — офицер снова начинает. Уже не очень-то вежливо.
Еще бы! У него от нервного напряжения уже мышцы сводит — вежливая улыбка почти в оскал превратилась.
— Вернитесь! — требует. — Вернитесь обратно…
И тут осекся.
Это за мной из флаера Анна выбралась. В своем зеленом комбинезончике, только цвет скрывающем. И с той же улыбкой, что тогда у ложи была. Такая улыбка — словно пощечина: вот она я какая — да не твоя.
У капитана с капралом глаза на Анну съехали — да так на ней и застыли. Троих ковбоев я не видел — не до того! мне бы успеть к двойному броску подготовиться! — но уверен, и они на Анну отвлеклись.
Ненадолго, конечно — все-таки тренированные ребята. Их годами обучали, что нельзя задержанных из поля зрения отпускать. Но мне всего-то полсекунды и нужно было.
Подошел я уже достаточно. От меня до капитана — девять метров. До капрала чуть больше. И пока они на Анну смотрели, наконец-то дал я себе волю и глазами их ощупал. До этого, пока они мне в глаза смотрели, нельзя было — они бы сразу мой охотничий взгляд распознали и к атаке приготовились. А вот теперь я их осмотрел.
И все-таки офицер что-то боковым зрением ухватил — и снова на меня взгляд перебросил. Но я уже к броску изготовился и даже кисти назад успел отвести.
Напрягаю предплечья — и два ножа мгновенно в руках. Идеально легли в ладони. Не зря я механизмы подачи под себя битые сутки отлаживал. Когда он на мне взгляд зафиксировал, я уже подготовился. Только метнуть и осталось. И я метнул.
Две стальные полосы в воздухе мелькнули, от моих рук прямо к их шеям. Но я на них уже не смотрел. Попал, не попал — все равно уже не исправишь!
Прыгаю в сторону изо всех сил — и не зря. Капрал хоть нож в шею и получил, но на курок все равно нажал — тоже выучка. Трассирующие нити как раз в том месте воздух пронзили, где я стоял — на доли секунды с ними и разминулся. И зигзаг я, когда к таможенникам шел, не зря сделал — иначе бы пули как раз во флаер ударили. А там Анна…
А капрал на курок все давит. Хоть и кровь у него из горла хлещет, и от удара его назад мотнуло — но все жмет на курок. Автомат ведет, пули веером рассыпаются. Хорошо, на спину капрал заваливается, и все пули куда-то под потолок в дальний угол идут.
Ковбои по ту сторону флаера тоже не спят — мигом станнеры из кобур повыхватывали. Но влет по мне стрелять им не удобно — флаер между нами, и особенно не прицелишься, я ведь прыгнул еще. Иглы по противоположной стене словно стальной дождь замолотили. Хорошо, Анна по эту сторону флаера была и вовремя на пол упала.