— Неплохо скроен, не правда ли? Силенкой бог не обнес. Могу вложить любому в школе — говори, где чешется. А вы? Слабосильная команда, трусы несчастные! Кто сможет из вас пойти против меня? Никто.
Андрей поднялся и, насупившись, направился к двери. Но Панов, разгоряченный, взволнованный собственной речью, задержал его:
— Подожди. Сейчас кончу. Да, так вы и есть трусы… За Леньку Захарова не заступились, сдрейфили, бросили товарища в беде… А ведь виноват был я…
— Прощай! — резко бросил Андрей и бросился вон из комнаты.
На крыльце он схватил тяжелый лом и крикнул Вовке:
— Имей в виду, я на мелочи не размениваюсь. Смотри без головы останешься!
— Вот так так! — Вовка даже присвистнул, но растерянность свою скрыть не мог.
Андрей швырнул лом в снег и хлопнул калиткой.
Глава третья
Начало
Ветер дул с юга. Теплые, сыроватые воздушные волны таили в себе тончайшие ароматы, и наиболее ощутимым из них был запах талого снега — вестник надвигающейся весны.
Хороша весна в Подмосковье! Утром мерзлая земля одета в ледяной покров, под ногами хрустит ледок, на зеленых иглах хвои стынут жемчужные слезы. Скучное, хмурое небо низко свисает над лесом. В лесу безмолвно… Но вот веселый ветер расшвырял пепельно-серые тучи, и светлое солнце, рассекая хмарь ударами своих сверкающих лучей-клинков, прорвалось сквозь сумрачную пелену и хлынуло потоком на дремлющую землю. И лес ожил, задвигался, загудел, и весь этот многоголосый шум слился в единый гимн свету, теплу, солнцу — гимн наступающей весне.
Закапало с крыш. Потекли, буравя снежные пласты, тысячи ручейков. В лесу послышались невнятные вздохи — с деревьев падали сырые комки снега… А вечером земля опять стынет, до дна промерзают первые лужицы и сверху, из бездонной тьмы, летят горсти сухой, колючей снежной крупы.
Вечерами старшеклассники, как всегда, собирались на катке, сгребали снег фанерными лопатами, лихо катались, скользя мимо бугристых берегов пруда. Часам к одиннадцати каток пустел. Оставшиеся садились на поваленную иссохшую сосну и тихо разговаривали…
Луна заливала ледяное поле голубым огнем, и в ее холодном призрачном свете казались совсем ненатуральными, ненужными блеклые светлячки дешевых папиросок — «гвоздиков», которые тайком курили Вовка Панов и Кузя.
Все слушали Петю Родина. Он рассказывал о кружке юных натуралистов. Родин давно уже занимался в этом кружке при Московском зоопарке. Минувшим летом юннаты совершили интересную поездку на Дальний Восток, и Родин до сих пор не мог ее забыть.
— А какая там природа, ребята! Мы десять дней в тайге жили. Тайга — такая чаша, что хоть топором дорогу прорубай, и животных там тьма! Медведя видели однажды.
— С тобой, конечно, после этого медвежья болезнь случилась? — презрительно прищурился Вовка.
— Дурак!
— Что ты сказал? — Панов грозно поднялся, и все затаили дыхание в ожидании неминуемой драки.
— Оставь его, — негромко сказала Лара.
Она даже не повернулась к Панову, а он мгновенно утих и молча, стуча коньками по льду, пошел к центру пруда. Золотой огонек его папироски удалялся.
— Разыгрывает из себя героя!
— Нос задрал!
— Спускать ему не надо, вот что! — горячо проговорил Бобров.
— Довольно, — певуче сказала Лара и вскользь посмотрела на рассерженных ребят. — Панов не так уж плох. В хоккей играет лучше всех.
— Да вы знаете, что такое Володимер Панов? — невозмутимо проговорил Кузя. (Ребята заулыбались, так как вспомнили, что еще в третьем классе Панов вывел на своей тетрадке тушью «Володимер».) — Панов — это прыщ на здоровом теле нашего класса, да к тому же гнойный. — Маленький, худой, неимоверно гибкий и подвижной, Кузя любил посмешить ребят, сам оставаясь при этом совершенно серьезным. Все расхохотались, и звонче всех Лара.
— Зачем же так жестоко? И за что ты его не любишь?
— Я? Да я его люблю и обожаю, беру за хвост и провожаю.
Нехитрая шутка опять вызвала смех. Особенно веселился Ника Черных, деятельный помощник Кузи в его невинных, а порою и злых шутках.
Сегодня обсуждалась очередная проделка: Андрей достал мышеловку и за два дня наловил в сарае несколько десятков мышей. Ловушка была особенная. Ее изобретатель, Кузя, изготовил аппарат с таким расчетом, чтобы пойманная мышь не погибала, как в капканчике, а оставалась невредимой. Такой метод ловли грызунов применялся вовсе не из гуманных соображений. Пойманных мышей сдавали в лабораторию.