Оценив все это, а также чердак и скудный ужин, Грексон сделал выводы и облек их в слова.
– Твой отец лишил тебя наследства, – спокойно сказал он, – и все же ты намерен жениться.
– Откуда ты знаешь и то, и другое?
– Я держу глаза открытыми, Пол, и вижу этот чердак и твою одежду. И я заметил румянец на твоем лице, когда ты спросил меня, почему я не женюсь. Ты влюблен?
– Да, – ответил Бикот, побагровев и вскинув голову. – Очень проницательно с твоей стороны. Прорицай дальше.
Хэй холодно улыбнулся.
– Прорицаю, что если женишься на бесприданнице, будешь несчастен. Но, конечно, – он пристально посмотрел на своего открытого друга, – дама может быть и богата.
– Она дочь букиниста по имени Норман, который, кажется, помимо торговли книгами, берет вещи в заклад.
– Хм, последнее может быть вполне прибыльным делом. Он, случайно, не еврей?
– Нет. Это несчастный одноглазый христианин с манерами испуганного кролика.
– Одноглазый и испуганный, – повторил Хэй задумчиво, но не меняя выражения лица, – завидный тесть. А дочь?
– Сильвия. Она ангел, белая лилия…
– Конечно, – кивнул Грексон, обрывая эти рапсодии. – И на какие деньги ты собираешься жениться?
Бикот выудил из кармана потертый синий бархатный футляр.
– На мои последние пять фунтов и вот это, – сказал он, открывая футляр.
Хэй взглянул на его содержимое и увидел довольно большую брошь в виде змеи, украшенной драгоценными камнями.
– Опалы, бриллианты и золото, – медленно проговорил он и с внезапным оживлением поднял глаза. – Продай ее мне.
Глава II
Дебора Джанк, дуэнья
В доме № 45 по Гвинн-стрит располагалась букинистическая лавка, большинство товара в которой было почти таким же старым, как само здание. На полинялой синей доске потускневшими золотыми буквами было написано имя владельца, а под ней находились два широких окна, разделенных приземистой дверью, открытой в будние дни с восьми утра до восьми вечера. Внутри лавки царил полумрак и пахло плесенью.
По обе стороны причудливого старого дома сияли новизной мясная лавка и пекарня. Узкий и низкий проход между первым из упомянутых заведений и букинистической лавкой вел в небольшой задний двор, где клиенты, не желавшие быть увиденными, могли спуститься по склизким ступенькам в подвал, чтобы вести с мистером Норманом другие, не связанные с книгами дела.
Этот человек совмещал две совершенно разные профессии. На первом этаже он торговал старыми книгами, а в подвале покупал драгоценности или давал деньги под залог их нуждающимся владельцам. В лавке можно было увидеть бледных юношей, неопрятных рассеянных стариков, девушек в очках и прочих представителей касты книжных червей, корпевших над древними томами или разговаривавших с владельцем. В подвал же спускались энергичные люди, пожившие моты, женщины сомнительной репутации и даже некоторые весьма порядочные дамы. Обычно они приходили после наступления темноты, и в подвале совершались сделки, в ходе которых из рук в руки переходили немалые деньги.
Днем мистер Норман был невинным букинистом, а после семи удалялся в подвал и становился самым настоящим лондонским процентщиком. Когда речь шла о книгах, он был достаточно легок в общении, но превращался в сущего Шейлока, когда дело касалось драгоценностей и одолженных взаймы денег. Своим начитанным клиентам он казался скучным лавочником, мало смыслящим в литературе, но в подпольном заведении о нем говорили как о скупом и жестоком процентщике. Он вел дела тайно, втихую.
Аарон Норман – как гласила вывеска над лавкой – выглядел как человек с прошлым. Причем с несчастным прошлым, ибо его единственный печальный глаз и подергивающийся нервный рот выражали грусть и настороженность. Лицо его было бледным, и он имел странную привычку оглядываться через левое плечо, как будто ожидал, что его вот-вот схватит полицейский. Шестьдесят лет жизни ссутулили его плечи и ослабили спину, так что единственный глаз почти постоянно смотрел в землю. Страдания оставили отметины на его лбу и усталые морщины вокруг тонкогубого рта. Когда он говорил, голос его звучал тихо и неуверенно, а когда поднимал глаз, что случалось нечасто, в нем мерцало затравленное выражение, как у измученного зверя, боящегося, как бы его не вытащили из логова.
Именно этого странного человека Пол Бикот встретил в дверях лавки на Гвинн-стрит на следующий день после встречи с Хэем. Пол часто посещал эту лавку и не всегда для того, чтобы купить книги. Норман знал его очень хорошо и, бросив на вошедшего юношу мимолетный взгляд, слабо улыбнулся. За прилавком стоял Барт Таузи, тощий приказчик, который гораздо проворнее обслуживал покупателей, чем хозяин, но Пол, разочарованно взглянув на него, обратился к книготорговцу.