— Занятно, — сказал Шумский. — Числа в подписи нет. Хотя… Что это за закорюка? — спросил он Изотова. — Как ты думаешь, инициал? «Л», «П», «Н» или «И» — не поймешь.
Все стали рассматривать букву.
— Пожалуй, что «П», — предположил Изотов.
— Да, на «П» больше похоже, — согласился Быков, пряча записку в карман. — Осматривайте труп.
— Ого! Помада! — воскликнул Шумский. Он приподнял голову Кордова, и все увидели на щеке убитого тонкий мазок губной помады.
— Это уже кое-что да значит, — сказал Изотов. — Выходит, здесь замешана женщина!
— Не торопись с выводами, — проговорил Быков. — Надо разыскать гильзу и пулю…
Пока работники милиции рассматривали вещи, проводник овчарки Ларионов пытался найти след преступника. Пес то вертелся на месте, то стремглав бежал по аллее к центру сада, то возвращался к скамейке, на которой случилось несчастье…
— Пошел, пошел, Пират, пошел, — понукал Ларионов, чувствуя, что пес нащупал след. Пират прерывисто обнюхал землю, рванулся вперед по аллее, выбежал через калитку на асфальтовую площадь и вдруг остановился, завилял хвостом и жалобно заскулил, глядя проводнику в глаза.
— Что, не можешь? Потерял, да? Потерял? Ах ты, псина! — ласково сказал Ларионов. — Да ты не виноват, не расстраивайся… — От Пирата ничего не добиться, — как бы оправдываясь, проговорил он, отвечая на вопросительный взгляд Быкова. — Преступник выбежал на площадь, а тут нетрудно сбить со следа… Полковник нахмурился и не ответил. Рядовой Масленников молча стоял в стороне рядом с Гавриловым. В широко раскрытых глазах парня можно было прочитать ужас: он впервые видел убитого человека. С любопытством наблюдая за работой бригады, он вдруг перескочил через газон, нагнулся и подал Быкову латунную гильзу.
— Вижу, блестит что-то в траве, — объяснил он. — Наверное ее и ищите?..
— Молодец, спасибо, — сказал полковник. — Что ж, товарищи, — повернулся он к Шумскому и Изотову, — остается найти пулю, калибр револьвера 7,65. Система иностранная.
Работники уголовного розыска установили направление полета пули и место, куда она могла упасть. И все втроем стали искать ее. Они перебирали пальцами пыль, перетирали комки земли, двигаясь шаг за шагом к дереву, стоявшему метрах в тридцати от скамьи. Когда путь подходил к концу, Изотов воскликнул:
— Вот она! — и подбросил на ладони сплющенный кусочек свинца, прервавшего жизнь человека.
Перед тем как садиться в машину, полковник Быков остановился около Дмитрия и спросил:
— Давно служишь?
— Завтра будет неделя, товарищ полковник.
Быков устало улыбнулся и проговорил, кивнув головой в сторону скамейки:
— Такие дела у нас очень редко встречаются, но, как видишь, бывают еще… Ничего, скоро придет время, когда их не будет совсем. Служи добросовестно, от тебя это тоже зависит. Ну пока, главное не трусь…
Утром принесли данные экспертизы. Старший группы, которая начала вести дело Кордова, Шумский внимательно просмотрел листы с записями.
— Вот посмотри, что эксперты пишут, — передавая бланки Изотову, сказал Шумский. — Наши наблюдения в основном правильны. Самоубийства здесь быть не могло: стрелял кто-то другой с расстояния примерно 25 сантиметров. В себя выстрелить так невозможно. Дальше. Борьбы перед смертью не было. Пистолет, которым орудовал убийца, чешский, системы «Зброевка», калибра 7,65. Незадолго до смерти Кордов ничего спиртного не пил. А вот дактилоскопия. Отпечатки пальцев на замке портфеля оставлены самим Кордовым.
— Ну, и что же ты предполагаешь? — спросил Виктор.
— Думаю, не убит ли он из ревности, а? — Шумский нахмурил брови. — Деньги и ценности не тронуты. Стало быть это не разбой. А вот помада на щеке… Предположи, что супруг проследил жену, ушедшую на свидание к Кордову, и застал их здесь. Может так быть? Вполне.
— Все это так, — возразил Изотов. — Но меня интересует одно: зачем Кордов, идя на свидание, понес с собой портфель с тряпьем и тетрадями, а? Это очень странно. Не находишь?
— Может быть брюки и отрез он нес на рынок? — предположил, подумав, Шумский.
— Хорошо, допустим. Рынки когда закрываются? — В шесть часов. А в шесть он был еще дома…
— Тогда, может быть, он шел не на рынок, а в скупочный пункт или, скажем, в комиссионный магазин?
— Возможно и так, но…
— Да, но и они закрываются в восемь часов, — опроверг свою же мысль Шумский. — И если ему не удалось продать вещи, то он наверняка не потащился бы в сад с тяжелым портфелем, а занес бы его домой!
— Совершенно верно, — задумался Изотов. — В чем же дело?
Полковник Быков одобрил план действий группы, и Шумский с Изотовым отправились на Банную улицу, где жил Кордов. Прикомандированный к ним Сергей Чтецов в это же время поехал на завод. Общежитие на Банной расположилось недалеко от сада 9 Января в шестиэтажном доме, построенном три года назад. Поднявшись на четвертый этаж, работники уголовного розыска постучали в комнату № 69, на которую им указал комендант. В ней находился лишь один из ее обитателей. В расстегнутой рубашке, взлохмаченный Василий Тимофеев, видимо, спал, когда постучали. Увидев пришельцев, он никак не мог взять в толк, чего от него хотят непрошеные гости. Шумский и Изотов предъявили ему свои удостоверения, попросили показать вещи Кордова.
— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовал тот, показывая кровать Георгия, тумбочку и отбрасывая в сторону вещи, валявшиеся на общем столе. Изотов ничего не ответил и в свою очередь спросил:
— Кордов ночевал вчера здесь?
— Кто его знает? Вчера как будто был, а сегодня не приходил, кажись…
— Что же это вы о своем товарище толком ничего не знаете?
Тимофеев заморгал белесыми ресницами и поморщился.
— Какой он нам товарищ, — проговорил он, глядя в окно. — Так, живет тут, и все…
— Как это так «живет»? — не понял Изотов. — Он не работает на заводе, что ли?
— Нет, как же, работает, — замялся Тимофеев. — Только бывает ведь так: и работает и живет, а товарищем его все равно не назовешь.
— Почему же?
— Да так.
Изотов с интересом расспрашивал Тимофеева. Из разговора с жившим в одной комнате человеком лейтенант довольно ясно представил себе характер, манеры, привычки убитого. Он понял, что Кордов был человеком разбросанным, но спокойным, даже меланхоличным. На заводе он работал техником-технологом. В цехе его считали «середнячком». Никаких новшеств он не внес, работу выполнял всякую, но без особой охоты. Отмечали: он мог взяться за трудное дело, сделать его наполовину быстро и хорошо, однако потом бросить начатое и взяться за другое. Учился Кордов в университете, на заочном отделении физико-математического факультета, но как — никто не знал. Вообще он никогда никого не посвящал в свои дела. Близких родственников и друзей у него не было, по крайней мере в общежитие никто не приходил. Писем он не получал и держался всегда обособленно. Товарищи его прозвали за это «отшельником». Он не обижался на них, но и не становился общительнее. Дома его почти не бывало: приходил он обычно поздно и уходил рано, а где проводил день, Тимофеев не мог объяснить.
— Вы не скажете, кто это? — спросил Шумский, повернувшись к разговаривающим, и передал Тимофееву одну из найденных в тумбочке фотографий.
Тимофеев взглянул на миловидную, очень юную, круглолицую девушку и ответил:
— Это Галя, фамилия ее… фамилия… нет, не помню. Не то Виноградова, не то Орлова. Она работает в конструкторском, кажется чертежницей.
— А это? — показал Шумский другую фотографию — женщины постарше, полной, с аккуратно завитыми волосами и подкрашенными губами.
— Ее я никогда не видел, — признался Тимофеев.
— Что ж, хорошо, — поднимаясь, сказал Шумский. Он собрал фотографии, кое-какие бумаги, тетради. — Пока мы вас больше беспокоить не будем.
И работники уголовного розыска вышли из комнаты. Когда они вернулись в управление милиции, их сразу же потребовал к себе полковник Быков, который с нетерпением ждал результатов осмотра. Он сидел у себя в кабинете вместе с Чтецовым и просматривал личное дело Кордова, привезенное Сергеем.