Шаро уже сам чувствовал себя изнасилованным и использованным, потому что она вертелась на его снаряге, как хотела. Ему и делать ничего не надо было, но он не мог и не хотел останавливаться, и не потому, что Мада угрожала ему дентатой, а потому что ему было тоже хорошо, как никогда, хорошо, и пока еще мало. Она ритмично опускалась и поднималась, а он сжимал ее талию, смотрел в милое личико — розовые щечки, пухлые губки, распахнутые в постоянном стоне, прикрытые глаза, опушенные длинными ресницами — и ловил ее расфокусированный взгляд, и мелькнула мысль: « Как такая милая крошка может быть таким жутким чудовищем?» Но вот она напряглась, снова впилась в его губы поцелуем, крепче прижалась к нему, и он почувствовал, как сокращаются стенки ее вагины... уф... без зубов. Это было настолько улетно, что Шаро сам еле сдержался, но ведь обещал, что будет долго. И ему самому хотелось долго, пока она не запросит пощады. А Мада, опять совершив акробатический этюд, не отпуская его снарягу, оказалась перед ним на четвереньках. - Еще, еще, - требовательно простонала, покрутив попой. Шаро ладонью нажал на ее лопатки так, что она оказалась прижата грудью к полу, а попка торчала вызывающе высоко, и он видел свой влажно блестящий ствол ныряющий в нее раз за разом. Аж дух захватило: так он ее хотел. Он драл ее с по-прежнему выпученными глазами, но уже не от ужаса, а наоборот... от сокрушительного удовольствия, безумной радости обладания ею, обалдевания от собственной отчаянной смелости, взявшейся — у него тихушника и скромняжки — непонятно откуда. Мада меняла угол проникновения, он менял ритм, и чувствовал, что ей чего-то не хватает для полного кайфа, и Шаро подхватил ее, прижал спиной к своей груди, прикусил загривок, одной рукой смял грудь, другую опустил к лону и помог ей пальцами, скользнув раз, другой, третий... Она с рычанием резко опустилась на него до упора и, наконец, высоко и жалобно застонала, и Шаро снова почувствовал судорожное мерцание стенок вагины и... — слава всем Богам — опять без зубов. Мада соскользнула с члена, упала обессилено на четвереньки, а потом перевернулась и легла на спину, широко раскинув колени. Он зачаровано смотрел на покрасневшие от их трудов, набухшие лепестки, на потеки ее соков. Снаряга требовала продолжения, но он наклонился и лизнул лоно. Однако у Мады были другие планы, она дернула его за дреды на макушке и затянула на себя, а потом обхватила его бедра ногами и потребовала: - Теперь ты! Он пропустил руки под ее лопатками и прихватил снизу за плечи, крепко держа, и всаживал в нее, и насаживал ее на себя, и ему было мало, хотелось еще и еще. - Давай, - простонала Мада ему в губы. И Шаро почти вышел, легко и быстро запорхал бабочкой, Мада запричитала, закричала, и в этот раз они финишировали вместе, но он не желал покидать ее вагину... дентату. Мада поняла его неправильно. - Ты боишься? Выходи. Надеюсь, не сбежишь. Он все же отвалился и лег на спину рядом с ней, блаженно улыбаясь. - Боюсь, но я хочу тебя так, что мочи нет. Куда я сбегу? Так бы и остался в тебе. Мада довольно хмыкнула. - Так, ладно, мне нужно отбежать. Если дождешься меня и хорошо присмотришь за яйцами, сделаю минет. Здесь у меня тоже зубы, - она щелкнула зубами и указала пальцем на свой рот, - но... если не побоишься — получишь глубокое горло. Ты — классный трахаль, мне нет смысла тебя калечить. Только, вдруг что, я придумаю, как тебя наказать, потому не вздумай меня подвести или напакостить еще раз. Она поднялась, достала кувшин с водой и полотенце, чтобы обмыться. - Иди уже, вселенское зло, - все так же блаженно улыбаясь, Шаро хлопнул ее по оказавшейся под рукой попке. - Минет за тобой... и за мной. Он, конечно, не перестал ее побаиваться (связываться с медоедом — себя не любить), но такой злотрахучей партнерши у него еще никогда не было (ясное дело, непонятное притяжение он оставил за скобками). Поэтому Шаро держал себя в руках и не показывал страх за свои яйца, так что без раздумий подписался обихаживать яйца чужие, то есть яйца — предположительно — розовой ехидны. * * * Украденных Шаро фамильяров все же не стали у него отнимать, потому что те и до ритуала уже успели к нему сильно привыкнуть, и провели привязку. Фамильяров из кладки, возле которой коитально познакомились Мада и Шаро, отдали демоненку Скаро. А для Мады сперли еще пару яиц. - Почему по два, - возмущался Шаро, - их же кормить надо и не только едой. - Сам виноват. Мы со Скаро хотели по одному, но ты спер обоих. И как это?! У тебя двое! Мы с демоненком все затеяли, а у нас будет по одному?! Так что нечего! А кормить фамильяров магией только на пользу — резерв раскачаем. Мада «высиживала» свою пару яиц вместе с Шаро. Ну как «высиживала»? В тесном контакте. Вечно готовое к подвигам снаряжение Шаро, так ни разу и не укушенное, почти не покидало вагину дентату. И минет был, и куни. Они вылизывали друг друга с остервенением, разве что не грызли как оголодавшие медоеды. Своих фамильяров Шаро назвал Лем и Лям. А Мада вылупившихся и после ритуала привязанных фамильяров назвала Маф и Миф.