Голос звучал так чуждо, словно принадлежал другому человеку.
— Вы сами видите, здесь становится небезопасно, — Беркли в нарушении всех приличий придержал меня за локоть и потянул за собой к одному из экипажей, на которых прибыли дознаватели.
— Подождите! — я вскинула голову. — А мой дедушка?
— Сэр Эдмунд останется, с ним работают дознаватели, вы же видите.
— А куда поеду я?
— В Корпус жандармов. Я вас сопровожу.
Было непривычно слышать терпеливые и подробные ответы графа. В предыдущие наши встречи он не был столь любезен...
В какой-то момент мне удалось перехватить взгляд дедушки, и облегчение затопило грудь, когда он кивнул, увидев, куда я направляюсь под конвоем графа Беркли.
Мы забрались в экипаж дознавателей, который отличался от тех, к которым я привыкла: на окнах решетки, стекла затемнены, снаружи обшит материалом, похожим на листы железа... Я все еще слышала выкрики толпы, но уже гораздо тише. Правда, к сожалению, отдельные слова были различимы.
Грязная предательница— это было самым мягким, что я о себе услышала.
Но сил переживать еще и о чужих словах не было.
Граф Беркли поглядывал на меня с настороженным ожиданием. Размышлял, как скоро я разрыдаюсь? Начну колотить кулаками по сидению? Стану бросаться оскорблениями и ругательствами?
Я не хотела ничего. И не чувствовала ничего. Пустой сосуд со стенками настолько сухими, что покрылись изнутри трещинами.
Вот, как я себя ощущала.
Хотелось лечь в постель, накрыться одеялом и проснуться уже другим человеком. В другой жизни.
— Не слушайте толпу, — и вновь к моему удивлению граф прервал молчание первым. — Дело не в вас. Им все равно, кого травить.
Я подняла на него полный горечи взгляд, не веря, что он может понимать хоть частицу моего положения.
— Вам-то откуда знать?
Его губы дрогнули в сухой усмешке.
— Имел честь, — коротко бросил он и отвернулся.
Оставшийся путь мы провели в молчании. Когда экипаж остановился, и мы вылезли наружу, я с удивлением заметила, что нас поджидал знакомый графа. Беркли подошел к невысокому мужчине в ливрее камердинера и коротко с ним о чем-то переговорил. Я услышала лишь негромкий ответ незнакомца.
— Мистер Эшкрофт обещался быть как можно скорее.
Беркли довольно кивнул и отпустил его жестом, сказав.
— Ждать не нужно, пробуду здесь долго.
В здании, которое занимал Корпус жандармов, уже царила суета. Кажется, вести по городу разошлись быстро. Графа узнавали, с ним здоровались, любезничали, а кто-то оборачивался вслед и прожигал спину ненавистными взглядами. Он не обращал внимания и шагал вперед по коридору.
На меня тоже смотрели, и с куда большим любопытством, чем на него. Я была в той самой одежде, в которой выбежала из горевшего дома: сейчас она была прожжена во многих местах, испачкана сажей и пахла горьким дымом.
Мы не успели занять никакой кабинет, когда вокруг нас в коридоре поднялась еще более сильная суета. Жандармы забегали из двери в дверь, повсюду раздавались их громкие голоса. Не прошло и минуты, как выяснилось, что прибыл важный гость, и именно его появление взбудоражило жандармов.
— Его светлость Лорд-канцлер, герцог Саффолк! — объявил кто-то из его свиты, когда высокий, крепкий, но уже седой мужчина вошел в здание.
Я приподняла брови. Этот день был полон неприятных сюрпризов...
— Ну, здравствуй, сын, — сказал сиятельный Лорд-канцлер и посмотрел на графа Беркли, который скривился и повернулся к нему спиной.
Он явно выбирал: уйти или ответить на приветствие. И, кажется, голос разума взял вверх.
— Доброго дня, Ваша светлость, — процедил Беркли сквозь зубы, едва на него взглянув, и продолжил свой путь по коридору.
На меня Лорд-канцлер даже не посмотрел, и это было благом.
— Я отправил записку в твой, с позволения сказать, офис. Что навещу тебя после обеда. Нужно поговорить, — бросил он в спину графу.
Тот не замедлил шага.
— Сожалению. Сегодня я занят, — скупо обронил Беркли.
— Чем же, позволь узнать? — широкие, седые брови Лорда-канцлера в недоумении взлетели на лоб.
Затем он все же повернулся ко мне, прошелся внимательным взглядом, брезгливо поджал губы, заметив грязь и сажу на руках и одежде. На лице он остановился надолго. В какой-то момент мне показалось, что непостижимым образом Лорд-канцлер меня узнал: его глаза сузились, а ноздри, наоборот, раздулись.
—Этим? — с небрежной уничижительностью уточнил он.
Молчи, Эвелин, молчи.
Забывшись, я хотела сжать кулаки, но почувствовала лишь боль в обожженных ладонях.