С дедушкой не хотели работать, с ним порвали отношения знакомые, от него отдалились друзья. Приходилось экономить буквально на всем. Ужиматься в мелочах. Так мы и оказались практически без прислуги в этом доме и в районе столицы, который граничил со злачными местами.
Что же.
Для моего расследования так даже лучше. Ведь именно там я планировала начать поиски Джеральдин.
Дедушка остановился в дверном проеме и, лишь взглянув на меня, догадался, как закончилась встреча с графом Беркли. Он предупреждал меня. А я послушала и все равно сделала по-своему.
— Его Сиятельство отказал мне, — сказала я, скрывая за насмешкой досаду.
— Мне жаль, — вздохнул он и протянул руку.
Он вышел в коридор без трости и был вынужден опереться на мой локоть, чтобы дойти до крохотной гостиной.
Здоровье давно его подводило, сказывался пожилой возраст. Ему было под шестьдесят, когда после казни отца он взял меня, семилетнюю сироту, на попечении. В прошлом месяце деду исполнилось семьдесят пять лет. За последние годы он не раз упоминал, что ему давно пора на покой, но я не представляла и не хотела представлять, как буду жить без него...
— И что ты теперь намерена делать, Эвелин? — цепким, отнюдь не стариковским взглядом окинул меня дедушка.
Я уклончиво пожала плечами. Рассказывать ему правду я не собиралась.
— Оставь это дело жандармам, — он не отпустил меня, когда мы остановились возле дивана. Продолжал удерживать за локоть и пристально смотрел в глаза. — Они обязаны принять заявление ее матери.
— Им наплевать, — процедила я. — Всем наплевать на безвестную, простую гувернантку.
— Эвелин, ты ничего не можешь поделать, — настаивал дедушка. — И потом. Да, вы были подругами в пансионе, но после выпуска прошло почти четыре года, вы даже не переписывались... Не принимай это дело так близко к сердцу.
Вздрогнув, я отвела взгляд.
Дедушка был прав во всем: Джеральдин была моей лучшей подругой на протяжении семи лет: все время, пока мы жили и учились в так называемом пансионе для благородных девиц. После выпуска общение действительно прервалось...
Только вот в этом была моя и только моя вина.
Потому что я предала Джеральдин.
Но я не предам ее второй раз. Больше нет.
Именно поэтому я так отчаянно хочу найти свою бывшую лучшую подругу. Надеюсь загладить ошибки прошлого и уменьшить груз вины, который терзал меня каждый день на протяжении четырех лет.
— Ты прав, дедушка, — я соврала, невинно смотря ему в глаза. — Я ничего не могу поделать.
Я дождалась вечера, когда после ужина дед задремал в кресле у камина, а сама переоделась в неброскую одежду и выскользнула из дома.
Место, в котором я жила, стояло на границе двух миров: по одну сторону — вылизанный мир столицы, с роскошными особняками, крытыми экипажами с вензелями и модными салонами.
По другую сторону простирался совсем иной мир — темный лабиринт тесных улочек, где прохожие прятали лица под широкими шляпами или капюшонами. Всего за одним поворотом заканчивались ровные бульвары, и начиналась гремучая смесь нелегальных игорных клубов и подпольных трактиров.
Именно туда лежал мой путь.
***
Леди Эвелин
Сирота, воспитанная дедушкой по материнской линии. Когда ей было семь лет, ее отец был обвинен в государственной измене, осужден и казнен. Ее мать умерла за несколько лет до того, и так Эвелин осталась сиротой.
Корона отняла у нее земли, замок, деньги, приданное и титул. Она была дочерью герцога, но родовое имя ее отца после его измены было вымарано из всех официальных документов, и Эвелин лишена права его использовать.
И потому она всего лишь Леди Эвелин Летиция Рэйвенкрофт
Глава 2
Что подтолкнуло Джеральдин найти себе вторую работу — я не знала. Днем она учила детей танцам и пению, а вечерами уходила в игорный клуб. С матушкой они жили небогато, но и не бедно, сильно не нуждались.
Не случилось ничего такого, из-за чего Джеральдин срочно потребовались бы деньги. И потому ее выбор работать в игорном салоне, стыдливо скрывавшемся под видом «клуба для джентльменов», оставался для меня загадкой.
Об этой стороне жизни дочери ее матушка не знала. Мне рассказала горничная в доме, где Джеральдин работала гувернанткой. Она же дала мне адрес игорного клуба, в который я направлялась.
Я перешла мост через реку, разделявшую два мира, и оказалась в квартале, в котором благовоспитанным леди лучше было не появляться. Уличные фонари не сияли, а лишь разгоняли сумерки мягким, желтоватым светом. Здесь обитали люди, предпочитавшие предпочитали оставаться в тени, ведя дела, о которых в столичных гостиных не принято говорить вслух.