Подавив судорожный вздох, я сцепила зубы. Мы отпустили экипаж, и стоять посреди улице вэтомместе мне совсем не хотелось.
«Ступайте. Пожалуйста. Вы будете мешать», — вновь прочитала я по его губам.
Я поежилась, почувствовав, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок. Подожду внизу прямо возле двери.
Ничего там со мной не случится.
— Доброго дня, Кэтлин, — пробормотала я вполголоса и покинула комнатушку.
Как и решила, я спустилась по шаткой деревянной лестнице вниз, шагнула чуть в сторону от двери и буквально прижалась спиной к стене дома. На город опускались предзакатные сумерки, последние лучи солнца скользили по крышам домов и таяли, заглянув в мутные окна.
Надеюсь, у Мэтью получится добиться внятного описания внешности. Иначе весь этот утомительный день был впустую.
Еще было бы славно выяснить, откуда у скромной горничной появились средства на такой роскошный гардероб. Он мог бы принадлежать какой-нибудь знатной даме, но никак не ей. Правда, спросить напрямую, скорее всего, не получится. Слишком болезненно Кэтлин реагировала даже на самые невинные вопросы.
Я вздохнула и огляделась по сторонам. Улица казалась пустынной, на меня никто не обращал внимания, но желудок сводило из-за неясной тревоги...
— Мисс, мисс! — откуда ни возьмись мне под ноги выкатился чумазый мальчишка с размазанными по лицу слезами. Он схватил меня за подол юбки и потянул в сторону. — Подсобите, мисс! У меня монетка закатилась за трубу!
— Какая монетка? — оторопело спросила я.
— Мамка послала за молоком! — прорыдал мальчонка. — Папка шкуру спустит, если не куплю! Мисс, пожалуйста! Там тяжело, я не могу сам... — он всхлипывал и ронял на землю горючие слезы.
Сердце болезненно сжалось, и я кивнула.
— Ну, идем, показывай, где это приключилось.
— Вы такая добрая, мисс! — обрадовался он и засеменил направо, за угол дома.
Мы свернули и оказались в узком, грязном проулке. Шустрый мальчишка прошмыгнул вперед, а я чуть отстала, пока глаза привыкали к темноте.
— Эй, малыш! — позвала я, когда перестала слышать впереди себя его шаги. — Ты куда пропал?
Позади раздался шорох, и шею опалило горячее, зловонное дыхание. Я почувствовала смрад, даже стоя к незнакомцу спиной.
— Больше не будешь совать нос в чужие дела! — злорадно пропыхтел скрипучий голос.
Затем свистнул воздух — человек замахнулся — и мне на затылок обрушился удар.
И свет померк.
***
Боль ослепляла. Сквозь тупой гул в ушах до меня донеслись голоса.
Один голос. Знакомый и очень, очень злой.
— Как ты посмел... взять с собой... и что, что она просила?!.. я доверил ее тебе!.. ты все женские просьбы выполняешь?!.. приказал не сводить с нее глаз!.. одну... оставил...
— Милорд, умоляю, тише! Вы напугаете мою подопечную...
— Не смейте мне указывать! — яростное шипение. А затем, уже гораздо спокойнее. — Она придет в себя?
— Конечно же. Мисс Эвелин очень повезло, ее быстро нашли...
— Она леди Эвелин. Не мисс.
И затем вновь тишина, темнота и пустота.
В другой раз я очнулась, и голоса уже ушли. Вокруг не раздавалось ни звука. Я утопала в чем-то мягком и очень, очень приятном. Ладони невольно скользнули по поверхности... Даже в своем сне я на ощупь узнала шелк... Никогда не лежала ни на чем шелковом... Могла я умереть после удара и попасть на Небеса?..
Сомневаюсь в этом, ведь такие, как я, после смерти попадают совсем в другое место...
Я попыталась открыть глаза, но, ослепленная вспышкой боли, сразу же передумала. С губ сорвался невольный стон, и тогда я поняла, что все же не одна. Раздались шаги, а потом моего лба коснулась теплая женская рука.
— Леди Эвелин? Не волнуйтесь, с вами теперь все хорошо. Засыпайте, я посижу с вами.
Голос был такой добрый и такой мягкий... Наверное, если бы была жива моя мама, она говорила бы со мной точно так же... Я вздрогнула и почувствовала, как из уголков глаз к вискам одна за другой покатились слезы.
— Ну же, милая, не нужно плакать. Теперь вы в надёжных руках, не беспокойтесь... мы о вас позаботимся.
Очнувшись в третий раз, я смогла и открыть глаза, и рассмотреть огромный балдахин над своей головой. Я лежала в постели, в которой по моим ощущениям могло поместиться еще три человека. Сквозь закрытые шторы в комнату проникал рассеянный, неяркий свет. Голова раскалывалась от боли, но она казалась уже не такой сильной, как та, что была до нее. Я даже чуть пошевелила ей и посмотрела по сторонам.
Мое движение заметила пожилая женщина в одежде сестер милосердия.
— Милая, вы очнулись! — обрадовалась она, и я узнала ее голос.