Я должен был поговорить с Эвелин об убийстве ее деда. Я был обязан и потому шагнул вперед.
В спальне стоял резкий аромат нюхательных солей. Я пошел, предварительно постучав, и застал сестру Агнету у окна, а леди Эвелин — съежившейся в кресле. Она прятала лицо в ладонях, ее плечи мелко подрагивала, но когда она подняла голову — я удивился. Глаза у нее были сухими.
Я был практически никчемен в утешении. Никогда не умел, потому что не у кого было научиться.
— Леди Эвелин… — начал я и запнулся.
Меня вновь поразили ее глаза. Выцветшие, лишившиеся искры, которая тлела в глубине ее взгляда. Злилась ли она или смеялась, искра была всегда.
Но не сейчас.
— Спрашивайте, милорд, — сказала она негромко и бесконечно устало. — Я знаю, вам необходимо задать мне вопросы.
Ее слова хлестнули меня словно плеть. Я почувствовала себя подлецом, хоть и знал, что Эвелин не имела этого в виду.
Повисшее молчание она истолковала по-своему. Уткнулась взглядом в сложенные на коленях ладони, в которых комкала платок, и также негромко заговорила.
— Я вернулась в особняк, расстроенная нашей ссорой, — произнесла совершенно буднично, поскольку подобные мелочи уже не имели никакого значения. — Я не хотела, чтобы дедушка знал. Но я налетела на него в коридоре... Думаю, он все понял по лицу, — нервный смешок. — Он остался в гостиной, чтобы дождаться вашего возвращения.
Как я и думал.
Договорив, Эвелин издала столь тяжелый и пронзительный вздох, что тронул даже мое черствое сердце. Я смотрел на нее и не находил слов. Не знаю, откуда она черпала силы, чтобы держаться. Но сидела очень ровно, говорила сдержанно и не плакала; только голос дрожал. И тонкие пальцы, сминавшие платок.
— Больше я ничего не видела. Поднялась к себе и услышала уже, как разбилось стекло. Затем, — она сглотнула с трудом, губы некрасиво затряслись, но Эвелин взяла себя в руки. — Затем прозвучали три хлопка.
— Я могу подтвердить это, Ричард, — вмешалась сестра Агнета. — Ни я, ни леди Эвелин не спускались после ее возвращения.
— Довольно, — резче, чем нужно, ответил я. — Я не дознаватель и не судья. И не прошу никого оправдываться.
Сестра Агнета вскинула брови, но промолчала. Впрочем, ее молчание всегда было очень выразительным.
— Я должна уехать, — деревянным, ломким голосом произнесла Эвелин и встала. — Я не могу больше находиться в вашем доме. Это неприлично.
И под нашими удивленными взглядами она, разгладив платье, прошла к гардеробу. Достала из него саквояж и принялась укладывать в него вещи. Я посмотрел на сестру Агнету: наблюдая за Эвелин, она качала головой и что-то шептала себе под нос. Наверное, молитву.
— Сейчас глубокая ночь, — я постарался воззвать к здравому смыслу. — Это может подождать до утра.
— Не может, — отозвалась Эвелин, не взглянув на меня. Она двигалась, словно во сне. Механически делала что-то, но весь ее вид буквально кричал, что разум блуждал где-то во тьме.
Она очевидно была не в себе.
Я бросил еще один взгляд на сестру Агнету, которая не отходила от окна, и мысленно зарычал. Значит, с Эвелин я разберусь сам.
Я подошел к ней, но она никак не отреагировала. Продолжала укладывать вещи и приговаривала вслух.
— Одно платье, одна рубашка, одна юбка...
Наплевав на этикет, я схватил ее за руку. Дернувшись, словно восковая кукла, она замерла. Даже сопротивляться не пыталась, лишь пережидала, пока я ее не отпущу.
— Вы никуда не поедете, — отрезал я жестко.
— Поеду, — возразила она не из желания поспорить, а потому, что не понимала, что творит. — Уже поздно, прошу вас, лорд Беркли, не мешайте.
— Куда вы отправитесь? — попробовал я зайти с другой стороны.
— В наш с дедушкой дом, конечно же, — Эвелин поморщилась, когда я невольно усилил хватку, и посмотрела так, словно безумцем был я. — Он ждет меня там.
— Кто?..
— Дедушка. Лорд Беркли, что с вами? — она засмеялась. — Вы задаете странные вопросы, — и мягко освободила руку.
— Он убит. Ваш дедушка убит.
— Это очень несмешная шутка, милорд, — прижав к груди сложенное платье, Эвелин строго на меня посмотрела. В ее глазах мелькнуло что-то тревожное, словно в один миг что-то внутри нее дало трещину.
— Я вам прощаю ее лишь потому, что... мы...
Она осеклась.
Я видел, как она побледнела, как руки, державшие ткань, начали едва заметно дрожать.
— Нет... — пробормотала она. — Нет. Этого не могло быть. Я только... я...
Она резко бросила платье на пол, будто оно обожгло ей руки, и отступила на шаг, закрывая рот ладонями.
— Это все из-за меня! Это я... я виновата. Я не должна была... Он остался в гостиной из-за меня!