Тоскливая улыбка мелькнула на губах. Даже Беркли знал о моем отце больше, чем я.
— Посмотрим что-нибудь в соответствующей секции? — нарочито бодрым голосом предложила я и первой поднялась со стула.
Библиотека была неплохо упорядочена: невозможно было расставить такой массив книг в алфавитном порядке, и потому поступили иначе. Их разбили на тематические секции, состоящие из нескольких шкафов — от одного до десятка. Я заметила уже и философию, и военное дело, и поэзию, и приключенческие романы, и «литературу для леди».
Книг, посвященных науке фехтования, оказалось немного, и мы быстро просмотрели их все — с плачевным результатом. Пришлось вернуться за стол и вновь попытаться постичь логику отца.
— Он воевал? — предположила сестра Агнета.
Я неуверенно пожала плечами, а вот Беркли решительно покачал головой.
— Нет, я знаю точно.
Еще один немой укол.
— Быть может, любил почитывать о дальних странах и приключениях отважных пиратов? — спросила сестра Агнета с улыбкой.
— Мне кажется, я помню шепотки среди слуг, что отец всегда был невероятно загружен. Сомневаюсь, что у него было время на развлекательное чтиво.
— Исторические труды? Языки других стран и народов? Свод законов Империи?..
— Надеюсь, нет! — искренне воскликнул Беркли. — В нем больше ста томов, и, думаю, почти все они хранятся в архиве.
Он постучал пальцами по столу, хмурясь. Приглушенный свет красиво падал на его лицо, выделяя широкие скулы и нос с горбинкой. Я, наконец, решилась спросить то, что витало в воздухе.
— Р-ричард, — впервые назвала его по имени и запнулась из-за этого, а он — вздрогнул, будто от прикосновения, и сразу впился в меня взглядом — пронзительным, неожиданно живым.
— Я благодарна вам, что вы прислушались к моей идее и согласились воплотить ее в жизнь, — я заставила себя улыбнуться. — Но, быть может, настала пора нам уйти. Если вы считаете, что все бесполезно, то я не настаиваю.
Он весь подобрался, как хищный зверь перед броском. Вновь посмотрел на меня — резко, колко. Мне показалось, с обидой.
— Я бы не стал вам врать. Это было бы слишком жестоко. Даже для меня, — очень сдержанно отозвался он.
— А я подумала, что вы могли бы обмануть меня как раз из доброты.
Странно, но Беркли вновь вздрогнул. И мазнул по мне таким взглядом, что я сама вся подобралась внутри — от макушки и до кончиков пальцев. Его глаза опалили, прожгли насквозь, пронзили сердце.
— Меня редко называют добрым, — со стылой усмешкой пробормотал он.
— Но вы добры, — настаивала я, совершенно позабыв, с чего начался этот диалог.
Беркли дернул головой, и волосы упали ему на лицо, скрыв глаза. И тем пронзительнее прозвучал его короткий, полный сдержанных чувств ответ.
— Только к вам.
Я застыла на месте, слившись со стулом, на котором сидела. Ладони мгновенно превратились в ледышки, а во рту пересохло. Беркли замолчал, не прибавив больше ни слова. Мне в голову тоже не приходило ничего разумного, как назло. А неловкая пауза все длилась и длилась...
— Философия, — голос сестры Агнеты разрезал ее, и мы оба вскинули головы. — Должность Лорда-Канцлера обязывала не только знать законы. Природа власти, человеческая природа...
Заметив наши взгляды, она гордо усмехнулась и чуть подняла подбородок.
— В обители мы получили очень хорошее образование.
— Гораздо лучше, чем в кадетском корпусе получил я, — грубовато и резковато пошутил Беркли, но мы обе были рады засмеяться в ответ, чтобы сгладить ту неловкость, которая все еще звенела в воздухе между мной и графом.
Секция философии оказалась довольно большой. К своему стыду, я даже не ожидала, что труды займут восемь шкафов!
Горькая ирония, конечно, заключалась в том, что несмотря на огромное число посвященных этому предмету книг, человеческая природа и природа власти не менялась. И все, что сейчас происходило — тому пример. И даже то, что случилось с отцом.
Не сговариваясь, мы разделились. Каждый взял себе по шкафу. Когда не знаешь, что ищешь, искать довольно непросто. Я бродила мимо полок, скользила взглядами по корешкам, вставала на цыпочки и вытягивала голову, приседала на корточки и склонялась, чтобы прочитать названия книг, расположенных в самом низу. Надеялась, что пойму, когда увижу. Что меня посетит озарение, а может, случится, наконец, чудо, которое мы все ждем.
— Леди Эвелин, — глубокий голос Беркли вновь прострелил меня до мурашек.
Я обернулась: он стоял в нескольких шагах от меня, у соседнего шкафа, и задумчиво поглаживал длинными пальцами корешки.