— Что такое? — спросила я взволнованно и подошла к нему.
Кивком Беркли указал на полку на уровне его глаз. Пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть книги. Сперва я не заметила ничего необычного. Таких я видела сегодня уже десятки, если не сотни. Ничего не ёкало в груди, и сердце не начинало учащенно биться. Я скользила по ним взглядом, и в какой-то момент перед глазами словно что-то вспыхнуло.
И меня накрыло осознание, пробрало до самого нутра.
—Фрэнсис Невилл,— прошептала я имя автора десятка книг, что стояли на полке. — «Размышления о равновесии власти», «Размышления о духе закона», «Правитель»...
Ошеломленная, я взглянула на Беркли и успела заметить, что он смотрел на мое лицо, не отрываясь.
— Вы думаете?..
— Это было бы невероятно иронично, — он кивнул.
И мы начали проверять книги одну за одной, перелистывая страницы, но ничего не находили. Время тянулось, и я чувствовала, как нарастает волнение.
Наконец, я остановилась у низкой полки в углу. Переплеты у них были ветхими, а слой пыли гораздо толще. Здесь стояли книги, к которым давно не прикасались.
Я провела пальцем вдоль корешков. В глаза бросился тяжелый том в черной кожаной обложке без надписей.
— Что это? — спросил Беркли.
Я аккуратно вынула книгу. Оказалось, это старое издание трудовФрэнсиса Невилла—«Чудовище».
Мои брови поползли вверх, а затем я услышала, как шумно выдохнул Беркли.
— Знаете, что сказал ваш отец перед казнью? — спросил он, пытаясь скрыть собственное волнение.
Я медленно покачала головой.
— Он сказал, что любой абсолютный правитель со временем превращается в чудовище, — он усмехнулся и покачал головой и осторожно перелистнул книгу. Несколько страниц были чуть плотнее остальных... как будто что-то скрывалось между ними.
Мы переглянулись, и я затаила дыхание. Беркли аккуратно поддел бумагу ногтем — и страница легко отошла от корешка.
За ней оказалось письмо. Бумага пожелтела, но почерк был узнаваем с первого взгляда.
— Это его рука, — прошептала я.
Потому что единственным, что осталось у меня от родителей, было несколько писем, которые отец писал матери, когда ухаживал за ней. В детстве я выучила их наизусть.
Беркли развернул лист, и мы склонились над ним, голова к голове.
Глупо было надеяться, что на жалком клочке бумаги окажутся ответы на все вопросы. Но отец дал на нем подсказку, с помощью которой спустя еще полчаса поисков уже в другой книге мы обнаружили ключ.
Настоящий и достаточно увесистый. Я держала его в руках, чувствуя, как железо нагревается от тепла ладоней.
— Надеюсь, он не от какой-нибудь кладовой в особняке, — тихо пробормотала я.
Беркли дернул уголками губ.
— Позвольте?..
Наши пальцы соприкоснулись, когда я передавала ему ключ, и по ладоням у меня тотчас разлился жар. А вот граф был полностью сосредоточен на деле — в отличие от меня. Беркои повертел ключ перед глазами, затем огляделся по сторонам и спрятал его во внутренний карман сюртука.
— Он от банковского хранилища. Я сталкивался уже с такими в одном из расследований.
— Все ценности и имущество семьи было изъято, — напомнила я.
— Будем надеяться, что не все. Но на сегодня наши поиски закончены. Пора возвращаться в особняк. Мы пробыли здесь слишком долго и привлекли внимание, — договорив, Беркли подал мне руку.
В сопровождении сестры Агнеты мы покинули библиотеку одними из последних. Это было весьма недальновидно с нашей стороны. Покусывая губу, я вспомнила, как граф предлагал остановиться сразу после того, как мы прочли первую записку. Он обещал, что мы вернемся утром, но я слишком хотела разгадать оставленные отцом подсказки... Я словно вновь почувствовала его присутствие — спустя пятнадцать лет после казни.
Едва мы сели в экипаж, я попросила у Беркли ключ. Он отдал его, ничего не спросив и не сказав, и я была благодарна. Весь путь до особняка я сжимала меж ладоней этот кусок железа, и сама понимала, как жалко, должно быть, выглядела со стороны. Чувствовать связь с отцом благодаря предмету, который он однажды держал в руках — смешно и нелепо. Но после того, как сгорел наш дом, у меня не осталось практически ничего. Даже тех крох, которые были.
А теперь этот глупый ключ...
Когда мы прибыли, я привычно сошла с дорожки, которая вела в особняк, на тропинку, что шла к флигелю, но Беркли меня удержал.
— Не составите мне компанию за чаем? — спросил он.
— Сейчас? Время же близится к ужину, — отозвалась несколько растерянно, потому что обычно строгий распорядок не нарушался.