— Очухался, сучара — слышу я над собой его голос, — на, портки одень!
Скомканный ворох одежды падает мне на грудь. Я беру джинсы и приподнимаюсь, чтобы удобней было одеваться, но тут Калачев, будучи не в силах удержаться от искушения, со всего размаха погружает свою ногу мне в живот. Несмотря на то, что я предполагал нечто подобное и был к этому готов, сдержать удар мне не удается. Не тот случай! И я не в форме, и эта гнида Калачев не дистрофик.
На пару секунд у меня складывается твердое впечатление, что меня лягнула лошадь Прежевальского. Дыхание перехватывает, я отрываюсь от земли, отлетаю в сторону и вдобавок ко всему ударяюсь затылком о толстую чугунную трубу. Обнадеживающее начало, нечего сказать! Пол начинает танцевать подо мной ламбаду, перезвон колоколов расплывается по всей голове, как на Великдень.
— Кончай, Абрам, — в тумане доноситься до меня голос, принадлежащий «фокуснику», — босс не велел пока его трогать!
— Нечего с ним не станется. Ну ты, лошара, вставай! Подъем!
Я встаю на колени, издаю стон, способный разжалобить даже троллейбусного контролера и снова падаю.
Они обмениваются взглядами, берут меня под руки, приподнимают и помогают натянуть джинсы. Одеваюсь я очень медленно, то и дело путаясь в штанинах и постанывая, так как изображаю совершенно обессиленного человека. Особенно стараться не приходиться: так хреново мне еще никогда не было. Облачившись, я снова принимаю горизонтальное положение.
Двери открываются и в комнате появляются еще одна пара ног.
— Вы что, его били? — раздается сердитый голос, где-то из глубины.
— Нет, босс. Просто еще не пришел в себя. Наверно слишком большая доза.
— Вы проверили его? Микрофонов и других подобных сюрпризов при нем не было?
— Все шмотки перетрясли. Он чистый.
— Хвост?
— Можете быть спокойны. Все сделали, как вы велели. Сначала целый час по улицам петляли, а из города выехали с другой стороны. Потом уж по объездной дороге вырулили на нашу трассу. Пол бака соляры сожгли, пока сюда добрались. Полный порядок. Гадом буду.
— Тогда все в порядке. Поднимите его!
Меня снова берут под руки и усаживают на табурет. Калачев устраивается за моей спиной и придерживает меня за плечи.
Все свое внимание сосредотачиваю на последнем вошедшем, которого Абрам назвал боссом. Это, как и следовало предположить, ни кто иной, как Мультян Анатолий Адольфович. У него очень самоуверенный вид и тошнотворная и подлая улыбка, перекашивающая его и без того приторную холенную харю.
— Ну что, будем знакомиться? — говорит он с деланным радушием — Значит, это ты Сергей?
— Ты кто? — заплетающимся языком спрашиваю я.
— Кто-кто. Конь в пальто! — веселится Мультян.
— А… А я думал, что ты просто хороший кусок дерьма.
Улыбочка мигом исчезает с его лица. Оно перекашивается, и становиться его истинным лицом — жестоким и злобным. Как у хищного зверя.
— Послушай ты, апостол! На себя сначала посмотри! — рычит он. — Не был бы ты сам дерьмом — не сидел бы здесь! Что, денег захотелось, да? Хорошей жизни, да? А вот это ты видел?
Он подносит мне под самый нос фигу и несколько секунд держит ее, надо полагать, чтобы до меня скорее дошло.
Успокоившись, он с тем же самым радушным смешком, что и в начале, обращается ко мне.
— Ну ладно, начало у нас получилось не очень удачное. Забудем. Попробуем еще раз. Итак, тебя зовут Сергей и ты говоришь, что работаешь на частное сыскное агентство, которое так неудачно охраняло несчастного Юру Коцика? Этому можно верить?
— Это точно, — подает голос Калачев из-за моей спины, — он вокруг его дома крутился. Я его рожу еще тогда приметил.
— Ты, Абраша, язык-то попридержи, пока тебя не спрашивают, — морщиться Мультян. — Кто кого раньше приметил, про то у тебя у самого на морде написано. Ну а ты, Сережа, скажи нам, куда Юра засунул эту вещь, а то мы прямо не знаем, что и думать. И была ли она вообще?
— А мы разве еще не договорились? — удивляюсь я. — Разве мы не за этим здесь? Вы мне даете пятьдесят штук, я вам говорю…
Докончить фразы я не успеваю. Сильный удар по затылку сбивает меня с табуретки. Я ели успеваю напрячь мышцы в ожидании новых ударов, как сорок пятый размер Калачевского шуза поддевает меня вверх, как рога разъяренного быка поднимают не в меру медлительного тореадора, и отбрасывает в сторону. Я ударяюсь головой об пол и отключаюсь. Били ли меня еще, не знаю, если да, то мне очень повезло, что отключился с первого раза.