— У меня в жизни было все, мальчик. Есть что вспомнить.
— Здесь главное слово — «было». И это в сорок два года! Но если вы так ненавидели моего отца, почему не разделались с ним раньше? Знали ведь, где он живет.
— Да если бы он не всплыл тогда на горизонте, да еще в качестве директора благотворительного фонда, я бы до сих пор и не вспоминала о существовании некоего Зайцева. Я вычеркнула его вместе с пятью годами из своей жизни. Значит, со мной он в Москву ни ногой, а теперь — будьте любезны? И директорская должность вполне устроила! Разве такое можно простить? А тут все одно к одному — и месть, и выгода. Две тысячи баксов на дороге не валяются. Мне еще и Раискина тысяча перепала после того, как бандиты прямо на Ленинградском ее пристрелили, — мертвым деньги без надобности.
— Значит, все из-за денег?
— Конечно. Я ведь и тебя сюда выманила не просто так. Думаешь, мне Женька действительно что-то для тебя оставил? Наивный.
— Что было в газировке? — Я снова поднялся.
— Думаю, что на этот раз действительно снотворное. Тем мужикам ты, видать, шибко нужен живым.
— А не боитесь, что они сразу уберут свидетельницу? Подчистят, так сказать, за собой.
— Я надеялась, что это сделаешь ты. Жизнь мне уже давно не в радость... Но ты такой же, как папаша, чистоплюй. Ладно, не получилось — тоже не страшно. За тебя обещали сразу три дозы дури принести.
— Ну, вы и стерва — мать моя!
— Какая есть, сынок. — Она допила остатки коньяка. По-видимому, он тоже являлся частью ее гонорара. — Слушай, а ты чего до сих пор на ногах? Мне сказали, что через десять минут снадобье подействует. А ну, спать!
— Двадцать лет назад меня надо было спать укладывать, а сейчас уже поздно. И вас опять обманули. Думаю, и наркотик не принесут.
— Уже принесли, — раздался мужской голос, и я сразу почувствовал тяжелую руку на своем плече.
В кухню вошли двое. Один сразу перекрыл доступ к окну, второй встал рядом. Оба носили знакомые мне очки с зеркальными стеклами.
— Видишь, сынок, мир не без добрых людей. Обещали за тобой прийти и пришли.
— Молодой человек, — обратился второй, — предлагаю выпить водички на дорожку. И тебе будет хорошо, и нам спокойнее.
Во рту к этому времени пересохло до такой степени, что не узнавал собственного голоса:
— Всякую синтетическую гадость не употребляю. У меня от нее изжога.
— Тогда придется прибегнуть к менее приятной процедуре.
Я не успел сообразить, что именно он собирался сделать, как раздался негромкий хлопок, затем другой. Мужик, что стоял у окна, начал медленно оседать на пол, второй свалился прямо к моим ногам. В его ладони я успел разглядеть шприц.
Не ожидая третьего хлопка, кинулся из кухни. Скорее прочь отсюда. Однако на пороге остановился. Где гарантия, что снаружи меня не ждут?
«Она им еще и ключи от квартиры дала? Совсем баба с головой не дружит!»
Вытащил из замочной скважины ключи и закрыл входную дверь. Выскакивать из подъезда желания не было, как, впрочем, и оставаться здесь. Вспомнил недавние слова Ильи о чердаке. Через него можно было перейти в другой подъезд.
— Эй, Семен! Ты где? — раздалось из кухни. — Чего спрятался? Нет тут никого.
Я осторожно вернулся назад.
— Дохляков бояться не стоит. А вот то, что они «лекарство» мне приволокли, это хорошо. Даже в таблетках.
У трупов были вывернуты карманы.
— Уже обыскали?
— Конечно. Просто не успела заметить, когда он «колеса» на подоконник выложил.
Женщина наполнила стакан газировкой и запила «лекарство».
— С ума сошли?! Оно же убьет вас.
— Хочешь вызвать «скорую»? Попробуй. Они все равно не успеют. А просыпаться в мои планы не входит. Устала я от этой жизни.
Я уже потянулся к трубке телефона, как вдруг увидел, что с хозяйкой начали происходить неожиданные перемены. Морщины разгладились, руки перестали трястись. Минуты не прошло, — на месте опустившейся старухи стояла молодая красивая женщина. Такой она была на фотографии домашнего альбома.
— Чего уставился?
Даже голос преобразился, и она сразу заподозрила нечто странное. Ляля посмотрела на свои руки, коснулась ими лица. Затем с испугом взглянула на меня: