Узнав, что Петро Ковальчук стал писателем, Антонюк приятно удивился и сказал, что непременно сегодня же возьмет в библиотеке его книгу, будет читать вслух и переводить жене с украинского.
— В больницу, если не секрет, заходил из-за этой девушки? — спросил Петро.
— Да, — не уклонился от ответа Антонюк. — Вся беда в том, что на месте происшествия не осталось никаких следов. Дождь… Трагедия с семьей товарища Яроша, покушение на эту девушку, недавний поджог дома фельдшерицы Христины Царь в Белом Камне… В огне погибли она и ее брат — думается, это дело одних рук… И заметь, в союзники себе преступник избирает дождь… Вот если бы к Надийке Курпите вернулась хотя бы память… Она бы здорово нам помогла… А пока девушку надо беречь…
Это показалось не только Мелане, а всем… Марьян не узнал мать. Лишь в первую минуту сердце матери замерло от обиды, боли… Но разве она надеялась на другую встречу? Нет…
Мелана не могла оторвать взгляда от сына. Она смотрела на него и все еще не верила, что наконец-то может так близко быть около него, слышать его голос…
Девочкам не разрешалось говорить с Марьяном о Мелане, а сам мальчик ни разу не обмолвился словом о своей матери.
Но от наблюдательной Любаши, которая здесь еще больше привязалась к Мелане, трудно утаить, сколько силы напрягает Мелана, чтобы сохранить самообладание при виде своего сына.
Мелана живет в «теремке» с Ганнусей. Она часто подкрадывается к зарослям ивняка у реки. Отсюда ее не видно, зато она может подолгу смотреть на Марьяна. Как ее мальчик хорошо плавает… А верхом еще не умеет… но он научится… «Внешне он очень похож на Алексея, даже голос, смех его… — мысленно пугается Мелана. — Только бы мальчик не вырос таким же лживым, корыстолюбивым, глумливым, как они… Иванишины…»
Ива писал
Даже после свадьбы Ганна и не подумала переезжать в райцентр, где у Яроша был свой дом из трех комнат и небольшой сад. Там по-прежнему хозяйничала бездетная сестра Яроша, овдовевшая во время войны.
Конечно, Ганна и Ярош виделись почти каждый день. Иногда Ганна в субботу вечером уезжала в райцентр. Но в понедельник, если у Яроша не было возможности привезти жену на своей машине, она возвращалась в Родники первым же автобусом и почти всегда со смутным чувством вины и беспокойства. Ганна ведь так привыкла быть близко от своей больницы, где всегда она кому-то была очень нужна…
Кремнева с детьми жила в «родном гнезде» Валидубов. Ей было хорошо на душе от мысли, что когда-то в этом доме целый месяц провел Евгений Николаевич. Даже остались его удочки, остались цветы, посаженные им. И Мирослава Борисовна ухаживала за этими цветами, а Марьян и Наталка, взяв удочки, отправлялись рыбалить.
Было жарко, как в Африке. Пыль золотилась под лучами заходящего солнца. Чистое небо не предвещало дождя. Но в полночь многие в Родниках проснулись от обрушившегося ливня. Те, кто спал во дворе или в саду, вскакивали, брали в охапку одеяла, подушки, матрацы; женщины подхватывали спящих детей и бежали в дом.
Близилось утро. Ливень не только не стихал, а еще больше усиливался. С карпатских теснин по извилистым каменистым тропам низвергались огромные потоки воды. Река набухла, ощетинившись корягами.
Часам к десяти утра ливень внезапно прекратился. И солнце, прорвавшись сквозь тучные стада кочующих облаков, казалось, светло улыбнулось, как бы напоминая людям, что оно не покинуло их.
Данило Валидуб стоял на берегу Белки, озабоченно следя за подвозом мешков с песком. Колхозники и пограничники и на сей раз крепили береговой вал. Люди работали в ожесточенном молчании. Дыхание их дымилось на прохладном воздухе. Стук кирок и лопат глох в реве воды и ветра.
Все село, за исключением глубоких стариков и совсем маленьких детей, было на берегу, ведь река грозила затопить виноградники.
Забыв о еде и усталости, школьники тоже с утра не покидали берег.
— Что, устали, орлята? — спросил председатель, подходя к арбе, которую разгружала босоногая детвора.
Левко утер потное лицо и ответил отцу только улыбкой. Мимо них проехал на арбе Марьян, покрикивая на быков.
Валидуб с тревогой смотрел на прибывающую воду и просто не узнавал обычно такой мелководный приток Тиссы. В реве реки верховинцу чудилось: «Прорвусь! Пойду по старой дороге! Выворочу все с корнями! Уничтожу! Затоплю!»
В углублении, куда всегда в весеннее половодье стекалась вышедшая из берегов вода, образуя новое течение, в нескольких местах вода уже переваливала за береговой вал. Это было опасно, могло затопить дорогу, откуда подвозили крепление.